Сергей Владич - Тайна распятия

Впрочем, Константин был проницательным политиком. Он обладал такой властью, что мог покровительствовать христианам, строить церкви и одновременно свозить со всей империи в Константинополь статуи языческих богов для украшения города своей мечты. Если бы он попытался запретить поклонение языческим богам, то очень скоро столкнулся бы с непреодолимым сопротивлением. Языческие боги отнюдь не были забыты. Христианство еще только начинало укореняться среди старой аристократии и сельского населения провинций. В армии многие поклонялись Митре и другим языческим богам. В Афинской академии и в Александрийском музее, двух крупнейших учебных центрах того времени, учили языческой мудрости. Императорский указ не мог отменить всего этого, во всяком случае в тот момент не мог, да и у самого императора, не видевшего, в чем так уж несовместимы Непобедимое Солнце и Сын Бога, не было желания такой указ издавать.

И при этом Константин отлично понимал, каких успехов он может достичь, если сумеет приспособить христианство для своих политических целей. Он, безусловно, осознавал, что в нравственном отношении христианство стоит неизмеримо выше языческих верований. Однако в те годы он еще не пережил полного переворота в своей жизни, который однозначно привел бы его в русло христианства. Ведь по своему естеству он был грубый, бесцеремонный и властолюбивый человек. За годы правления он истребил почти всех своих соратников и родственников. В 324 году по его приказу был казнен Лициний — недавний союзник и соавтор Миланского эдикта, а в 326 году — подозреваемые в заговоре против императора его жена Фауста и сын Крисп. Все это произошло почти в то же самое время, когда Константин председательствовал на Никейском соборе, а царица Елена пребывала с миссией поисков христианских реликвий в Иерусалиме.

Надо полагать, что со временем его суеверный страх перед языческими богами уступил место суеверному страху перед Христом. В свое время, войдя в Рим, Константин прежде всего позаботился о том, чтобы в городе была воздвигнута его статуя с крестом в руке. В этом явно проявилось его желание прославить в первую очередь собственную персону и лишь между прочим отметить, что в победе ему помог тот Бог, которому поклоняются христиане. Статуя Константина стояла в языческом капище среди языческих богов, и он ее оттуда не удалял. Хотя он и назвал себя христианином по духу, но в то же время не отказался от титула верховного жреца язычников.

Константин принял святое крещение лишь в конце жизни, перед самой смертью в 337 году, очевидно надеясь, что принятие христианства каким-то волшебным образом очистит его от прежних грехов. Об уровне истинного понимания им основ новой государственной религии говорит тот факт, что крестил его последователь Ария, епископ Евсевий Никомидийский, — и это после осуждения арианской ереси Никейским собором! Императору просто было все равно. Константин Великий скончался в день Пятидесятницы и был погребен в церкви Святых Апостолов, в заранее приготовленной им гробнице.

Когда Сергей Михайлович пришел в себя, вязаная шапочка все еще была у него на голове. Он сидел на стуле или, скорее, в кресле, с завязанными сзади руками, лишенный возможности двигаться. Голова слегка гудела от снотворного, действие которого, очевидно, прекратилось какое-то время тому назад. Он попытался восстановить в памяти, что же произошло с ним в Риме, и небезуспешно. Трубецкой четко помнил, как покинул библиотеку Ватикана, затем прошел через площадь Святого Петра и углубился в боковую улочку, которая вела к отелю. На этом воспоминания обрывались. Сейчас он не имел ни малейшего понятия, где находится и как сюда попал. «Вот сейчас снимут эту дурацкую шапочку и окажется, что ты в каком-нибудь подземелье или, что еще хуже, в комнате для пыток», — так или примерно так размышлял Сергей Михайлович, когда с него наконец сняли головной убор и развязали руки. После длительного пребывания в темноте глазам необходимо было время, чтобы привыкнуть к свету. Через минуту он уже смог осмотреться как следует. Все выглядело совсем не так, как он только что себе представлял.

Трубецкой находился в комнате, возможно кабинете, заставленном дорогой эксклюзивной мебелью. Кабинет, видимо, принадлежал какой-то очень важной и состоятельной персоне, поскольку письменный стол, кресла, настольная лампа, шторы, картины — абсолютно вся обстановка поражала изысканностью и была просто наивысшего качества. В то же время какая-либо персонификация утвари отсутствовала — ни одной фотографии, портрета, визитки, монограммы не было видно. Мягкий свет струился из каких-то невидимых светильников, а пушистый ковер полностью поглощал звуки шагов. В этом Трубецкой убедился довольно быстро, поскольку дверь без единого звука отворилась, и в кабинет совершенно бесшумно вошел невысокого роста, кругленький и лысоватый человек в безукоризненном костюме, начищенных до блеска штиблетах, но без галстука. На левой руке, как успел заметить Сергей Михайлович, у него был массивный золотой «брегет», а на мизинце правой руки — золотое кольцо с огромным бриллиантом. «Небедный, однако, товарищ», — мелькнула мысль. И тут этот самый товарищ заговорил по-русски слащавым голосом с едва заметным иностранным акцентом. Сомнений быть не могло: именно этот голос Трубецкой слышал по телефону в тот вечер, когда получил письмо от Анны, а затем в лондонской гостинице.

— Здравствуйте, Сергей Михайлович, добро пожаловать, — сказал вошедший. — Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете? После перелета и все такое? Хотите что-нибудь выпить? Кофе? Виски?

— Я до глубины души тронут вашей заботой, — ответил Трубецкой, — особенно насчет выпить. Однако для начала потрудитесь объяснить, где я нахожусь и кто вы такой. По какому праву меня похитили и привезли сюда? Что все это значит?

— О, я вас уверяю, что вы находитесь в одном совершенно великолепном, просто божественном месте, куда вы сами никогда бы не добрались, — сказал человек, присаживаясь на угол письменного стола. — Тысячи людей во всем мире мечтали бы сюда попасть, но, увы, для посторонних это никак невозможно. Если не верите, подойдите к окну и убедитесь сами, пока солнце не село. В этих местах это случается довольно рано.

Сергей Михайлович не преминул воспользоваться предложением. Он встал, подошел к окну и раздвинул плотные шторы. За окном было еще светло, и, сколько мог охватить взгляд, вокруг простирались покрытые снегом скалистые горы. Вид и вправду был величественный. Дом или, скорее всего, замок стоял, видимо, прямо над обрывом, так как далеко внизу тоже были видны лишь скалы да покрытые снегом сосны.