Ева Соулу - Вестник

Давненько она не производила такого эффекта — словно он наткнулся на изъеденное молью платье. Ричард безучастно уставился на нее, зацепив пальцы за край воротника. Видимо, она чересчур критично оценила его умственные способности.

— Ну же, братец, изобрази хоть немного чувств — а то ты выглядишь, как покойник.

— Лучше бы так и было.

— Ах, неужели? Стало быть, ты пришел сюда для свидания с Викки. — Она рассмеялась. — Нет, даже не надейся. Здесь никого, кроме нас.

Ее насмешливый голос вогнал его в еще большую бледность:

— Чего ты от меня хочешь?

— Ничего сверхъестественного. А вот для чего пришел ты?

— Мне нужна девочка.

Элинор громко расхохоталась:

— Подумать только!

Привыкший к её пошлым шуткам, Ричард подхватил намек и зло стиснул зубы. Она протянула к нему руку: — Давай же, братец. Давай присядем и поболтаем, как в старые времена.

Он резко подался назад. — Нет.

— Ты сегодня какой-то дикий. Слишком долго гулял на свежем воздухе?

Ричард не сводил с нее глаз. Ее медленные передвижения по комнате заставляли его напрягаться всем телом.

— Оставь, Элли, я слишком устал от тебя.

Она остановилась. Взглянула на него без привычной сладкой злобинки. Он вобрал этот облик с нежностью, с уже бесцельным сожалением. Элинор погрустнела. Ее плечи поникли, она обхватила себя руками, пытаясь закутаться в тонкое платье.

— Что ж…

— Ты знаешь, что я пришел за ребенком Викки. Прошу тебя, верни девочку.

— А если я не смогу этого сделать?

Ричард покачал головой.

— Я не верю, что ты…

— …убила невинную малышку? — Ее взгляд остался таким же открытым, как и прежде. Ухватив спиралевидную прядку, она прикрыла ею правый глаз. — Скажи, какая разница: младенец или женщина? Или бродячая собака? Большинство из них не могут защитить себя. Не спасают ни руки, ни зубы.

— Мне нет дела!.. — Он сжал кулаки и шагнул вперед. — Просто скажи, что ты ничего с ней не сделала!

Элинор вздохнула, потерла обнаженные плечи.

— Холодно.

— Элли?! Ради бога, скажи, что ты…

— Я не убила ее.

Ричард прижал ладони к горящему лбу, затем с силой растер виски. Элинор смотрела на него с жалостью и нежностью, он чувствовал ее взгляд так же живо, как тогда на кладбище. Подняв лицо, выдавил с мольбой и едва слышно: — Верни ее, Элли. Пожалуйста.

— И что потом? — прошептала она в ответ.

— Я останусь с тобой.

Она рассмеялась — уже сквозь подступившую к горлу резь.

— Я лишь хочу позаботиться, чтобы ее пристроили в хорошую семью. Это всё, о чём я прошу. Она никогда о нас не узнает. Прошу, Элли! Потом я вернусь и буду делать только то, что ты захочешь. — Он удерживал ее взгляд, с удивлением наблюдая влажный блеск в уголках не злых зеленых глаз. Слезы всегда его трогали. — Не плачь.

Она сделала к нему шаг и он не отстранился. Она протянула к нему руки и оперлась о его грудь. Он не стал ее отталкивать.

— Как странно…

Ричард заставил себя пошевелиться в ответ на ее голос. Неловко обнял, стараясь не касаться обнаженных плеч.

— Тебе страшно? Плохо? — тихо спросила Элинор.

Она никогда раньше не задавала таких вопросов.

— Не знаю.

— Я отдам ребенка. Но сперва кое в чём признаюсь. Если после нашего разговора ты подтвердишь, что сделка в силе, будет по-твоему.

Он кивнул.

Элинор подвела его к софе и заставила сесть. Устроилась рядом, сложив руки на коленях. — Это о нашем прошлом.

Он ждал любого начала. Откровений о смерти Виктории или перечисления всех смертей — это было в ее духе, и он заранее смирил себя. Побыть ее исповедником — не столь большая плата за жизнь ребенка. Он уже был далек от собственных мучений, от вопроса, почему его жизнь превратилась в замерший под снегом кошачий труп. Он как раз наткнулся на один по дороге, и эта мысль показалась ему неуместно реалистичной. То, что сейчас происходило — беседа между сидящими рядышком братом и сестрой — всё это было снаружи, с кем-то другим; они же медленно дрейфовали в звенящей тишине, на холодных шелковых тряпках. Обложка для истории о детях, взбесившихся от собственной крови. Они всегда верили в свою особость. И они были особенными. «Может ли это оправдать нас? Хоть немного? Хоть что-то в нас? То, что по утрам мы не можем просто открыть глаза — мы вскакиваем в ужасе, а сердце жесткое и сопротивляется… И всё выворачивается к ногам…»

— Дик. — Он вздрогнул. — Ты думаешь о нас?

— Ты тоже?

Она кивнула. Он взял ее за руку, словно на первом свидании. Она слабо улыбнулась. — Я видела это во сне.

— Расскажи.

— Ты и я, вдвоем — как сейчас. Где-то далеко, и всё в белом цвету. Ты держишь меня за руку. Я рассказываю тебе сон… Потом… Потом я раскрываю тебе свой самый большой секрет. — Она повернулась к нему, сильнее сжала его ладонь; ее пальцы заметно дрожали.

— Есть секрет, о котором я не знаю?

— Да. — Она оперлась коленями о край софы, прижалась лбом к его плечу. Ему пришлось поддерживать ее, чтобы она не упала. — Я и Викки… Мы всегда были вместе и мы любили друг друга, что бы они ни думали. Но мы… Мы знали, что рано или поздно всё развалится…

Ричард запрокинул лицо, с трудом сдерживая истерически учащающееся дыхание.

— Когда мне было пять, Викки столкнула меня в бассейн. Помнишь? Я едва не утонула. Ты чудом вытащил меня в последний момент. Я никому не рассказала, что это была она. Но каждый год в этот день — шестого июля, Викки извинялась, потому что… потому что каждый год она жалела, что я осталась жива.

Он молчал.

— Ты не веришь…

— Верю. Викки призналась мне перед тем, как я уехал учиться.

Элинор резко отпрянула. Ричард всё так же смотрел в потолок, на котором складывались в мостик солнечные лучи.

— И ты всё равно был на ее стороне… Неужели я тоже утонула для тебя в тот день? За что? Почему ты меня возненавидел?!

Он наконец посмотрел на нее, нежно погладил по топорщившимся кудряшкам. — Нет, Элли. Ты не умерла для меня в тот день.

— Почему же ты не сказал… Почему тебя не было со мной…

— Разве тебе это было важно тогда? — Он стер мокрую дорожку с ее щеки. — Элли, сейчас ты помнишь об этом только потому, что тебя напугала смерть Викки.

Она бурно затрясла головой: — Нет! Но я поняла кое-что, когда у меня был выбор. — Она выпустила его ладонь. — Я выбрала тебя.

Его рука, поддерживающая равновесие в их неустойчивом положении, подогнулась, и они упали на пропахшее фиалкам покрывало. Он попытался подняться, но Элинор прижалась к нему, рассыпая волосы по его обнаженной шее. Ричарда окатило знакомым тяжелым возбуждением. Пальцы против воли коснулись ее спины.

Так это рано или поздно заканчивалось, и каждый раз он уползал от Элли с воем. Он чувствовал себя преданным, изгаженным. Но каждый раз оставалась крохотная надежда, что однажды его от этого избавят. Что однажды он исчезнет в другом мире, и она никогда больше не коснется его своими тонкими пальцами. И он не коснется ее в ответ. Этой надежды больше не было. Он продал себя, добровольно согласился с тем, что отныне так и будет, что ему некуда бежать. Что он больше не захочет бежать… И внутри повисла тишина.