Владимир Анин - Легенда о двенадцати ковчегах

— Ну вот, господа, то, ради чего мы с вами сюда приехали, — воскликнул он, оглянувшись на спутников, которые после этих его слов толпой кинулись к Бершинскому.

Свет от нескольких фонариков выхватил из темноты большой ковчег — сундук с ручками для переноски, наподобие носилок.

— Мы можем посмотреть, что там внутри? — осторожно поинтересовалась Арина.

— Конечно, — ответил профессор, — только сперва нужно извлечь его из ниши.

— Так давайте дернем, и все дела, — предложил Игнат.

— Э, нет, погодите, тут все надо делать осторожно, — возразил профессор, многозначительно показывая на разбросанные повсюду камни, обломки копий и какие-то, позеленевшие от времени, шипастые шары.

— Не понял, — пожал плечами Игнат.

— Ловушки, — подсказал Пучков. — Нельзя забывать про всевозможные ловушки.

— Марат, ну-ка подайте сюда веревку, — попросил Бершинский.

Он осторожно обмотал конец толстой веревки вокруг двух ребристых рукояток, перехватил эту связку хитроумным узлом и знаком приказал всем отступить назад. Пропустив веревку вокруг колонны, с тем чтобы натяжение приходилось по прямой к ковчегу, а не под углом, он, продолжая махать на не торопившихся покидать зал спутников, направился к выходу. Когда Бершинский, потихоньку двигаясь спиной вперед и разматывая висевшую на плече веревку, уперся в стоявшего и с любопытством взиравшего на происходящее доцента, он выругался и сказал уже громче:

— Всем немедленно покинуть зал!

Спутники безмолвно повиновались, сгрудившись в переходе. Бершинский подозвал к себе мужчин и велел всем ухватиться за веревку.

— Внимание! По моей команде, на счет три, начинаем тянуть, резко, изо всех сил. Понятно? — Он перевел дыхание. — Ну, с Богом! Раз, два, три!

Пятеро мужчин, упершись ногами в пол, дружно крякнули и рванули на себя толстую веревку. Из дальнего конца зала-хранилища послышался мерзкий взвизг скользнувшего по камню ковчега, тут же пол под ногами задрожал, и сквозь нарастающий гул послышался крик профессора:

— Всем прижаться к стене!

Оглушительный грохот, тяжелые удары и тучи пыли, вырвавшиеся их хранилища ковчегов, на некоторое время заполнили собой все вокруг. Когда, наконец, стихло, лучи фонариков еще какое-то время беспомощно блуждали в пылевом тумане. В неожиданно наступившей тишине послышались кашель, чихание и брань вполголоса.

— Что это было? — недоумевал Игнат, когда они, наконец, вновь сбились в кучу у входа в хранилище.

— Я же говорил: ловушки! — торжествующе воскликнул Пучков. — Альберт Родионович был прав.

Осторожно ступая, они вновь пошли к дальнему краю зала.

— Вот это да! — шепотом подивился Прохор.

Часть зала возле того самого места, откуда они пытались извлечь ковчег, площадью этак метров пятнадцать-двадцать, была завалена здоровенными булыжниками.

— Не слабо! — покачал головой Игнат. — Стало быть, если бы мы тут остались…

— Тю-тю! — вставил свое слово Марат. — Секир башка!

— Спасибо, Альберт Родионович! — сказала Арина. — Если бы не вы…

Профессор лишь слегка пожал плечами.

— Надеюсь, препятствий больше не будет, — предположил он. — Но этот завал придется разобрать.

— Слушайте, а откуда они взялись? — недоумевал Игнат, освещая фонариком совершенно ровный сводчатый потолок.

— Открывается такая дырочка, и из нее, как из самосвала, сыплются камушки, — со знанием дела заявил Пучков.

Профессор рассудил, что вытаскивать камни наружу не имеет смысла, достаточно сложить их в соседнем, проходном зале, вдоль стены. Пучков было предложил запихивать камни в свободные ниши, но профессор резонно заметил, что в каждой нише имеется механизм, приводящий в действие ловушки. Хорошо, если они уже все исчерпали себя. А если нет?

Больше никто спорить не решился, и работа закипела.

Где-то примерно через час Бершинский попросил Еникееву вернуться в лагерь и заняться обедом. Как она ни пыталась возражать, он был непреклонен. А подумав немного, отправил вместе с ней Пучкова, который уже едва держался на ногах.

— Как же хорошо здесь! — воскликнул доцент, оказавшись на поверхности.

Он помог Арине спуститься с холма, придерживая ее за руку, и в какой-то момент, когда она споткнулась о спрятавшуюся в траве корягу, невзначай обхватил за талию.

— А вот этого не надо, доцент! — тихо, но довольно грозно произнесла Еникеева. — Я этого не люблю!

При этом она так посмотрела на Пучкова, что ему сразу захотелось спрятать руки так, чтобы, казалось, будто у него их и нету вовсе.

Арина резко повернулась и зашагала по направлению к лагерю. Доцент, нахмурившись, шел за ней, украдкой поглядывая на ее привлекательные округлости, обтянутые переливающимися на солнце атласными спортивными брючками.

Спустя час в лагерь прибыли остальные участники экспедиции. Взмокшие, грязные, усталые, но довольные, они повалились на землю, не в силах даже говорить.

— Ну что, разобрали? — поинтересовался Пучков, расставляя миски на клеенке.

— Почти, — с выдохом ответил Бородин. — Еще немного, и золотой ключик у нас в кармане.

— Какой такой ключик? — насторожился Пучков.

— Отдыхай, доцент! Это я так… — он задумался, как бы помягче сформулировать то выражение, которое крутилось на кончике языка.

— Образно, — подсказал Бершинский.

— Во-во! — обрадовался Игнат. — Образно!

— Стало быть, вы почти добрались до ковчега? — спросил Пучков.

— Ну да, добрались, — сказал профессор. — Осталось еще немного разгрести, чтобы ноги ненароком не переломать.

— А ковчег? Он целый? — с тревогой спросила Арина.

— Целехонек! — отозвался Бородин. — Такое ощущение — его хоть взрывай, один черт ничего не будет.

— Да, крепкий сундучок, — вставил Прохор и, вдруг ойкнув, резко подскочил.

— Ты чего? — испугался Марат, видя, как закружился на месте его товарищ, обеими руками пытаясь извлечь что-то из-под рубахи между лопаток.

Лицо Прохора при этом стало наливаться кровью, щеки надулись, и он опрометью кинулся к своей палатке.

— Что случилось? — встревоженно спросил Бершинский, вслед за остальными поднявшись и переглядываясь.

— Непонятно, — развел руками Марат.

Они подошли к палатке Купоросова и осторожно откинули полог. Прохор лежал на спине и тяжело дышал.

— Какая такая муха тебя укусила? — спросил Марат.

Прохор не удержался от улыбки, хотя было видно, что ему сейчас плохо.

— Не муха, — ответил он, — оса. — Купоросов разжал правую руку, и из нее выпал какой-то пузырек. — У меня аллергия на пчелиный яд. Сильная, — пояснил он в ответ на недоумевающие взгляды товарищей.

— А-а, — протянул Пучков. — Тогда понятно. У одного нашего студента тоже так было. Забрался случайно в пчельник и… До лагеря добежать не успел. В общем, пока его несли, он помер.