Юрий Волузнев - Черное зеркало

— В том-то и дело, что действительно стрелял, — угрюмо произнес Гаврилов. — Совсем недавно стрелял. Эксперты этого не отрицают… И убивал.

Он взял пистолет в руку. Взвел затвор.

— Ну что ты играешься? — невольно покосился Люлько.

Николай направил парабеллум в сторону и нажал на спуск.

В тишине кабинета одиноко раздался сухой щелчок…

Надвигалась зима.

Юрий Михайлович задумчиво шел по аллее знакомого сквера. Шанни убежал далеко вперед и тыкался носом где-то в стороне под кустами, придирчиво выискивая местечко поудобнее для отправления своих насущных потребностей. Стайка голубей неторопливо расхаживала возле скамейки, что-то внимательно высматривая на снегу. Бесцеремонный воробей, стремительно подлетев к ним, попрыгал немного, схватил клювом едва заметную крошку хлеба из-под носа глубокомысленно рассматривающего эту крошку голубя и, быстро вспорхнув, унесся куда-то вдаль…

Юрий Михайлович, казалось, ничего не замечал вокруг.

Вчера он был приглашен на чрезвычайно печальную церемонию. Умерла Нина Леонидовна. Внезапно ей стало значительно хуже. И как врачи ни бились, ни пытались вернуть ее к жизни, делая все возможное, сердце ее, очевидно, окончательно смирившись с необходимостью ухода, не пожелало откладывать на более длительный срок неизбежную развязку…

У потерявшегося Сергея Сергеевича окончательно опустились руки. Совершенно не зная, как справиться с навалившимися на него проблемами, он поспешил к своему новому приятелю, и Юрий Михайлович, уже имеющий достаточный опыт в подобных делах, помог отчаявшемуся старику и добрым советом, и собственным непосредственным участием в этих крайне изнурительных хлопотах.

И вот вчера, в крематории, в небольшом зальчике, где собрались кое-кто из дальней родни, а также пара любопытных соседей, Сергей Сергеевич прощался со своей неизменной спутницей жизни.

Безутешный старик, опустив голову, молча стоял у гроба. Под обрушившимся на него ударом он с трудом мог что-либо соображать и вяло реагировал на окружающее. И когда в зал медленно вошла высокая зеленоглазая брюнетка с большим букетом цветов, когда она бережно разложила цветы на груди покойной… Сергей Сергеевич лишь безучастно смотрел в лицо своей уходящей подруги.

Юрий Михайлович давно уже ничему не удивлялся. Случайно встретившись взглядом с ней, он молча поклонился Ларисе и вновь обратил взор на мертвое, восковое, но почему-то озаренное каким-то таинственным светом внезапно открывшейся истины лицо Нины Леонидовны…

Гроб медленно опустился вниз. Тяжелые створки сомкнулись, и Сергей Сергеевич остался один на один со своей старостью, одиночеством и неутешным горем.

Зал постепенно опустел. Выйдя в холл, Юрий Михайлович оглянулся. Но нигде уже не было видно этой темноволосой красавицы…

Внезапно его воспоминания были прерваны нестройным гомоном в глубине сквера. Он поднял голову и оглянулся. Шанни, как обычно, крутился возле его ног.

Возмущенные крики привлекли внимание Юрия Михайловича. Он посмотрел в сторону. Несколько домохозяек наперебой что-то возбужденно рассказывали двоим милиционерам. Рядом стояла милицейская машина с синей мигалкой и белый пикап с красной полосой. Юрий Михайлович прибавил шаг, чтобы узнать, что там стряслось.

— Дожили! — возмущалась дама средних лет. — Среди бела дня людей убивают! На глазах у всех! И даже скрываться не считают необходимым!..

— Это вы! Вы их распустили! — набрасываясь на раздосадованного сержанта и тыча ему пальцем в грудь, кричала другая женщина, значительно старше первой. — Никого они уже не боятся! Ни Бога, ни людей!.. Одни бандиты кругом!.. Раньше мы такое себе и представить не могли!..

На земле, недалеко от скамейки, лежал чернявый подросток. Судя по внешности — так называемой кавказской национальности. Другого, белобрысого, жалобно подвывающего и лежащего на носилках, два санитара закатывали в раскрытый зев кареты «скорой помощи».

— Представляете! — возмущенно обратилась одна из дам к Юрию Михайловичу. — Сижу я вон на той лавочке, книжку читаю. А на этой — девка сидит. Молодая такая, высокая. И волосищи — пышные, льняные, чуть ли не до пояса… Видная вся из себя. Красивая… Я поначалу даже залюбовалась ею… Сидит, курит… А чуть поодаль… Вот тут как раз… Мальчишки эти гуляли. Человек пять-шесть. Спорили между собой о чем-то… Шпана, конечно… Но к ней даже и не подходили… А девка эта уставилась на них как-то странно, молчит и улыбается чему-то. И только глазищами своими зыркает в их сторону… Докурила. Сигарету бросила. В урну, правда… Потом вижу, раскрывает сумочку. Достает оттуда револьвер. Направляет… Спокойно так… И ни слова не говоря — бац! бац!.. Остальные врассыпную, кто куда. А этого вот — насмерть убила… И тому дураку тоже — ни за что досталось… Слава Богу, жив остался… Потом встала как ни в чем не бывало. Отряхнулась. И пошла себе… Я вслед гляжу — у меня и язык отнялся. Только вижу, выходит она из садика, а там мотоциклист какой-то. Стоит дожидается. Ну, этот… В черном весь такой… Из тех, которые по улицам носятся, как угорелые… И шлем, как у космонавта… Она, эта девка, к нему сзади села… Сорвались с места — и след простыл. Только их и видели!..

Юрий Михайлович промолчал. Медленно повернулся, подозвал Шанни и не спеша направился к дому…

В углу, под небольшим пейзажем Рейсдаля стояла невысокая, уже обильно осыпающаяся новогодняя елочка. Стеклянные шары тускло поблескивали в свете торшера. Несколько комочков общипанной ваты, изображающие снег, скатились с оголившихся веточек и, перемешавшись с сухими иголками, пылились на полу…

Эдичка, откинувшись на спинку дивана, неумело сосал обслюнявленную сигарету и с несколько смущенным видом поглядывал на хохочущую во все горло Иришку. Она сидела рядом. В полосатой маечке и синих тренировках с просвечивающими коленками. В руках у нее был дистанционный пульт, и она то и дело без конца прокручивала взад и вперед записанные на кассету видеоклипы.

— Клево получилось!.. — между приступами хохота в восторге повизгивала она. — Я и сама не ожидала, что так здорово выйдет!..

Эдичка перевел взгляд на экран.

Очередной клип, отгремев бешеным ритмом и отмелькав полуобнаженными телами, закончился. С экрана послышались бряцание бубенцов и тихий, бесцветный смех распятой на жертвенном алтаре светловолосой девчушки. «Шаман» примерялся, направляя длинное лезвие в ее трепещущую грудь… Потом вскрик… И судорожно дергающееся в оргастических конвульсиях тело, в сопровождение дребезжащего перезвона…

Внезапно эта картина исчезла. И ее вновь перебил очередной видеоклип с залихватской музыкой, весело скачущим певцом и смеющимися мордочками из мультяшек…