Юрий Волузнев - Черное зеркало

И вот этот пистолет опять-таки вернулся к ней.

Хильда вспомнила насмешливые, а затем вдруг испуганно глядящие на нее глаза Илоны… И с ужасом поймала себя на мысли, что ей до боли жаль эту взбалмошную, веселую девушку, которую она прекрасно знала так же давно, как и Ларису…

Хильда ничего не могла понять. С какой стати жаль?.. И, главное, кого? Еврейку!.. Внучку той ненавистной твари, которая заменила Лешаку ее, Хильду фон Зигельберг!.. Откуда у нее возникла эта жалость? Что случилось?.. Неужели полувековая жизнь в этой безалаберной стране настолько смогла изменить ее характер? Неужели и она, немка, офицер СС, неожиданно для себя самой насквозь пропиталась этой славянской блажью?!.

В ее душе нарастал протест. Такого не может быть! Такого не должно быть! Невероятно, чтобы ее сердце, ее воля были размягчены этим губительным для всякого дела чувством. Не хватало еще ей, подобно распустившему нюни Роману, бежать в церковь и ставить свечки за упокой души всех своих жертв! Церкви не хватит…

Она усмехнулась этой мысли.

И вдруг успокоилась.

— Стареем, милая моя, — прошептала она. — Стареем…

Откуда-то из глубины души все более отчетливо проступало осознание того, что все это охватившее ее необъяснимое сентиментальничанье, сочувствие и сострадание — не что иное, как всего лишь незаметно подкравшаяся жалость к самой себе. Осознание неотвратимо уходящей жизни, которую никогда не наполняло самое элементарное человеческое чувство — настоящая, естественная любовь. Инстинктивная, подсознательная тяга к созданию своего собственного семейного очага и мечта о самом заурядном филистерском уюте…

Вся жизнь ее была наполнена непрекращающейся борьбой. Сначала — война. И она, упоенная фанатически проникновенными словами вождей, как только позволил возраст, не раздумывая бросилась в самое пекло, мечтая о величии фатерлянда и стремясь внести свою лепту в дело спасения его от жидовско-коммунистической заразы.

Тогда было не до любви.

Затем плен, где она оказалась, так и не успев познать это чувство. Все ее связи с противоположным полом носили характер самого элементарного, животного насилия. Разве что с Лешаком, который первым преподал ей опыт подобного общения и к которому она испытала какое-то подобие долгожданного чувства… Но это пронеслось мимолетным вихрем и исчезло в снежном мареве холодных пространств Восточной Сибири и в кислой вони замшелых лагерных бараков.

Сначала были какие-то пересылочные пункты, эшелоны с дощатыми вагонами, конвоиры, охранники… А затем женский лагерь, где пришлось попросту бороться за самовыживание среди таких же, как и она, изголодавшихся по любви и нетерпеливых баб…

Потом — долгожданное освобождение. Закопченная изба в таежной глухомани, побег и скитания по необъятным просторам чужой страны, каким-то чудом одержавшей над ее родиной странную победу. Странную, поскольку после своего поражения ее родная Германия окрепла и объединилась, а победитель чуть ли не добровольно с грохотом развалился, оказавшись не в силах и попросту не сумев снести бремя своего былого величия и теперь смущенно выклянчивая подачки у своего поверженного врага.

Хильда язвительно улыбнулась:

— Так им и надо, этим ленивым, тупоголовым свиньям, волею случая ставшим обладателями шестой части земной поверхности, но так и не догадавшимся стать хозяевами в собственном доме…

И поэтому — черт с ними, с этими парнями!

Она с облегчением заметила, что недостойное сильного человека чувство вины за свой поступок, это неожиданное наваждение начинает отступать, словно ядовитый туман, рассеянный порывом свежего северного ветра.

Она встрепенулась. Расправила плечи. Быстро отошла от окна. Включила свет.

Она еще молода. Она сильна. Она еще может бороться.

Хильда повернулась к зеркалу и гордо посмотрела на свое отражение. Затем скинула халат и некоторое время любовалась своим телом, поворачиваясь к зеркалу то одним, то другим боком.

— Иная не дотянет и до сорока, чтобы так сохраниться, — удовлетворенно прошептала она. — Разве что морщинки у глаз… И сами глаза… Их выражение. Много повидали эти глаза… Спасибо Шаману — передал свое знание… Никогда и никто не посмеет сказать, что этой даме больше пятидесяти… И уж тем более за семьдесят…

Она торжествующе рассмеялась.

Подошла к стенному шкафу, порылась в его глубине и достала свой любимый наряд. Натянула юбку, блузку. Повязала галстук и надела на плечи китель. Крепко сжала в руке парабеллум и вернулась к зеркалу.

На нее смотрело ее собственное отражение. Она стояла перед ним и не могла наглядеться на себя, в своей элегантной черной форме младшего офицера СС. Стройная, подтянутая, почти такая же, как прежде. Целеустремленная и до конца верная присяге, данной великому Рейху — Хильда фон Зигельберг.

Она переложила пистолет в левую ладонь и высоко вверх вскинула правую руку…

На следующее утро Хильда проснулась, как всегда, свежая и бодрая. Приняв душ и выпив небольшую чашечку крепкого кофе, она собралась было сделать серию своих ежедневных гимнастических упражнений, а затем, поскольку погода на улице была более-менее сносной, пробежаться пару раз вокруг квартала, что также входило в ее программу. Но удар сапогом, полученный вчера, оказалось, не остался без последствий. Бедро побаливало. Это слегка омрачило настроение Хильды, которая не любила изменять своим привычкам, но, решив, что следует пока повременить с физическими нагрузками, она занялась повседневными делами.

Включила радио, чтобы узнать о происшедшем за минувшие сутки в мире и в городе. Не прерывая своих занятий, с презрительной миной прослушала обличительный монолог какого-то запоздалого демократа, яростно ругающего коммунизм и сталинизм и в своих разоблачениях отставшего от времени лет на семь-восемь. С саркастической улыбкой пожала плечами и вырубила приемник.

Начинался новый день. И начинались новые хлопоты.

Во-первых, необходимо было срочно разыскать Ларису.

Во-вторых, как следует наказать этих щенков на мотоциклах. Лучше всего — расстрелять всех скопом, накрыв в каком-нибудь излюбленном месте их традиционных сборищ.

А в-третьих, пора было доставать Игоря из его лесного убежища.

Достаточно уже отдохнул, отдышался на свежем воздухе. Пора и к делу приобщаться. Место Романа пустует, а ей, Хильде, верный и тем более молодой помощник не помешает. А для того чтобы он, по примеру своего незадачливого предшественника, не выкинул каких-нибудь фокусов, она уже позаботилась о хорошей узде. Не зря его даже милиция разыскивает. Правда, пока безрезультатно. Но ведь ей ничего не стоит сделать и так, чтобы их поиски увенчались успехом. А кроме того, у нее приготовлено для нового сотрудника кое-что еще более весомое, что накрепко свяжет его по рукам и ногам… Так что еще немного — и оба милейших супруга окажутся в ее руках, правда, на разных ступенях иерархической лестницы.