Александр Бруссуев - Радуга 2

Действительно, на крутых боках монгольфьера можно было издалека прочитать его одиозное название: «Небеса обетованные», а также список телефонов, факсов и даже телексов. То есть любой заинтересованный человек мог набрать соответствующий номер и получить информацию: где, когда и за сколько можно будет потом напасть на хозяина. Другое дело, что телефоны замолкли, а УКВ станция на означенном 17 канале выдавала только шипение. Может быть, у хозяев таинственных зениток были другие дела, нежели стрелять по беззащитным воздушным шарам.

— Вот поэтому нам и надо лететь в сторону Балтийского- моря, — сказал Макс. — По крайней мере, там все суда будут как на ладони. Всегда можно вывесить плакат: «Не стреляйте, перевозка мумий».

— Два вопроса, даже — три, — заметила Саша. Майор- благодушно кивнул, как на пресс-конференции. Вместо микрофона он двумя руками держал горлышко, откуда время от времени живительная влага смачивала ему губы. — Первый: на чем и чем писать, чтоб нас увидели с кораблей. Второй: как же нам лететь к морю, если мы практически неуправляемы. И, черт возьми, третий: какие мумии?

— И я тебе отвечу, — засмеялся Макс. Похоже, все страхи у- него улетучились. Точнее — растворились. — Первое: где-то под ногами валяется рулон с рекламной вывеской, писать будем кровью, или иной производной человеческого организма. Поверь, если в нас будут стрелять, и то, и, особенно, другое появятся в изобилии. Второе: если судить по нашему нынешнему направлению движения, мы как раз и летим к морю. Ну, а третье: просто блеф. Вдруг мы занимаемся транспортировкой, положим, мумии вождя всех народов? Вопросов больше, чем ответов. Отвлекутся на них и не станут нас убивать.

Макс развлекал себя. Попутно — и Сашу. Делать-то все равно было особо нечего. Он даже попробовал наладить GPRS на встроенном в панель гаджете. Однако на экране упорно отражалась одна карта — Еревана. Столица Армении интересовала в последнюю очередь. А другого мира, как бы, не существовало. Может быть, оно, конечно, и так.

Словно в подтверждение вдалеке внезапно заблестело в лучах заходившего на востоке солнца море. Оно расположилось ближе к Смоленску, чем это было ранее. Куда-то делись целые территории, даже — государства. Прибалтика сохранила, вероятно, свой суверенитет посредством пограничных столбов, но за государственными знаками земли явно поубавилось. Зато прибавилось — моря.

Впрочем, все это мог быть просто оптический обман зрения. Говорят, если подняться на большую высоту, то из-за уменьшения атмосферного давления зрение улучшается. Залез на Эверест — и рассматривай, пожалуйста, как переодеваются на физкультуру девчонки из Архангельского пединститута. А бинокль за ненадобностью можно в самую глубокую расщелину бросить. Пусть им вараны пользуются.

Макс лакал Мартель, как кот, дорвавшийся до валерьянки. Саша тоже лакала, но меньше. И майору начали открываться истины, одна за другой. Свежесть свободного полета бодрила, вкус валерьянки, простите — коньяку, настраивал на оптимизм. Зажглись холодными огнями далекие города и прочие населенные пункты. Все-таки вовремя ушел кое-кто руководить прогрессивными учеными разработками, не то был бы вам свет! Чубайс — он строгий, хоть и склонный к приватизации чужого имущества. Сказал: вырублю свет завтра, отключает уже сегодня. У него не забалуешь! А самые красивые девчонки живут в Архангельске, ну и еще Петрозаводске. Иногда — в Питере. Фемида с закрытыми глазами попирает ногами государственные институты. Очень тяжело ей держать равновесие, больно шаткая опора. Да к тому же страдает она глистами, те ее жрут изнутри. И имя им — коррупция, но они могут существовать только в Фемиде и больше ни в ком другом. Оттого и качаются весы правосудия, оттого и благоденствует всякая нечисть.

Саша понимала, что открывающиеся для Макса истины на самом деле таковыми являются только на момент их открытия. Завтра они уже будут значить гораздо меньше. Когда-то один наркоманствующий музыкант мирового уровня, заявляющий, что в своей нирване познает Правду жизни, отважился на запись откровения, снизошедшего на него. Несколько раз у него не получалось по независящим от него обстоятельствам: забывал, отрубался, терял возможность соединять буквы в слова и прочее. Но однажды все-таки сделал это. Когда он на следующий день прочитал, что написал на клочке бумаги, то очень удивился. «Воздух пахнет нефтью», — вот и вся Правда.

До моря они не долетели. Чем ниже садилось красное солнце, тем более замедлялся их полет в сторону воды. После наступления темноты шар вообще полетел обратно, то есть опять вглубь материка. Успокаивало только одно, что они все-таки не повторяли прежний путь, а смещались к востоку. Движение зигзагом — тоже движение, следы путаются, а конечная цель приближается. Не так быстро, как хотелось бы, но тут уж ничего не попишешь.

Для того чтобы спать, корзина была приспособлена плохо. Точнее — вообще не приспособлена. С туалетом тоже были некоторые сложности, в основном моральные. Макс вызвался дежурить первым, чтоб выветрился весь хмель из головы. Ему было любопытно посмотреть, как же Саша сможет устроиться спать на ограниченной площади.

Она села в самый угол, вытянула ноги и тем самым оставила майору для передвижения всего пару квадратных метров. По крайней мере, бегать далеко не надо. На дискотеках в модных клубах народ на такой паре метров по нескольку часов колышется — и хоть бы хны. Но Макс приспособился по-другому. Пристегнувшись карабином, он залез на борт и свесил ноги в пустоту. Страх высоты куда-то подевался, наверно, из-за ограниченной видимости. Или вследствие воздействия Мартеля.

Саша заснула на дне корзины быстро, уже во сне заняв всю предоставленную ей площадь. Максу место не нашлось вообще. Да он и не искал. Одетый по последней моде, чтоб ветер не продувал, он не менее комфортно расположился за пределами зоны для пассажиров, то есть на пластиковом борту балластной цистерны. Лежать можно было спокойно, поворачиваться — нежелательно. При здравом рассмотрении такой способ ночевки смахивал на цирковой трюк. Сразу за плечами простиралась бездна. Макс сладко заснул еще раньше, чем Саша.

Он проснулся от взгляда. Солнце уже взошло, майор повернул голову и встретился глазами с круглыми бессмысленными очами продолговатого и кривокрылого баклана. Тот вяло махал своими крыльями на расстоянии в три метра от него и время от времени «косил лиловым взглядом». Макс, не до конца отдавая себе отчет, лежал, играл в гляделки с птицей и не думал ни о чем. Воспоминания о былом вечере как-то смылись, поэтому предположения, где же он, собственно говоря, лежит, и почему рядом машет конечностями совсем несимпатичная, похожая на птеродактиля, птица, не возникали. Он чувствовал некий дискомфорт во рту, как после принятия некой доли алкоголя. Но, с другой стороны, голова была свежей, похмелье не грозило всему организму недомоганием. Макс лежал, ленился и смотрел в глаза баклану. А потом чуть не вывалился заборт.