Александр Бруссуев - Радуга 2

— Пусть теперь все здание обыскивают сверху донизу, — переводя дыхание, сказал он.

Илья ничего не ответил: давненько он уже не бегал так быстро и так долго.

Внутри в «Дуге» ничего не изменилось, Шурик тоже был на месте, лежал и отрешенно смотрел в потолок. Судя по всему, ему было совсем нехорошо.

Илья, увидев его, мгновенно преобразился: из спокойного и хладнокровного он превратился в энергичного и внимательного. Тщательно вымыв руки, он облачился в резиновые перчатки, маску, набросив на плечи какой-то тонкий зеленоватый балдахин. Осмотр и ощупывание Шурика сопровождались непонятными записями неизвестным врачебным языком на стикерах, наклеенных на стену. Потом последовала серия каких-то уколов, освобождение пациента от одежды, и переноска его на разгруженный от канцелярии письменный стол.

— Мне нужна кипяченая вода, пластиковый пакет для- мусора, яркий свет, и будешь держать его за руки, — приказал Илья.

— Яволь, — не очень охотно отозвался Ваньша. Он боялся- вида крови, предполагая, что легким массажем дело тут не ограничится.

Потом он потел под столом, удерживая руки Шурика от движений. Ноги были надежно прикручены ремнями. Обезболивающие уколы подействовали, но раненный товарищ все равно стонал, жалобно и как-то конфузливо. Что-то звякало в тазу с кипятком, в мусорный пакет летели окровавленные тампоны, и со стола однажды брызнула струйка крови. Иван уже начал терять сознание, когда сверху, наконец, раздался голос: «Алес!»

— Махен цюрюк, — отозвался Ваньша и поднялся. Шурик лежал- с закрытыми глазами и, казалось, просто спал. Дыхание у него сделалось ровным и спокойным, да и цвет лица, свободный от синяков, вроде бы изменился — человеческим он стал, что ли. Нижняя часть груди и живот были забинтованы идеальной белизны бинтами, сквозь которые не проступала ни одна капелька крови.

— Сейчас перенесем его обратно на диван, я поставлю- капельницу — и пусть спит, сколько пожелает, — сказал Илья, освобождаясь от маски и халата. Перчатки уже давно лежали в туго скрученном пластиковом пакете с использованным хирургическим инвентарем. — Я оставлю таблетки и перевязку. И еще пару уколов на всякий случай. Швы можно будет снять через неделю. Думаю, справишься. Бинты, если здесь нет, придется стирать. Все.

Когда Шурик был вновь на диване с иглой в вене и капающей туда питательной жидкостью, Ваня задал самый умный вопрос, на какой был способен:

— Доктор, он будет жить? — Илья остался ночевать здесь же, в офисе «Дуги». Иван, не мудрствуя лукаво, извлек найденный с первой же попытки коньяк «Кутузов», будто по запаху. Еда обнаружилась тоже в изобилии, правда, скорее, из стратегических запасов: тушенка, спагетти и «спиртованный» хлеб. Оба чувствовали гигантскую усталость, навалившуюся на плечи, как тулуп военного образца в снегопад: если часовой не будет передвигаться, то задерживаемая овчиной масса снега, в конце концов, придавит его. Коньяк позволял не быть раздавленным, но разговоры велись вяло, словно приложение к постепенно пустеющей бутылке.

Илья рассказал, что пришлось вручную вправлять Шурику сломанные ребра, а один из кусочков кости даже удалить, потому как он давил на печень. Слава богу, что не пробил ее, не то резкая потеря кровяного давления вызвала бы паралич, ну и — смерть. От этого и цвет кожи у сотрудника «Дуги» был желтоватым. Присовокупить сюда сотрясение мозга — вот и вся история болезни.

— Ничего, — добавил доктор. — Теперь до Победы заживет. А- печень восстановится, так как это единственный орган, способный на регенерацию.

Они еще поговорили за жизнь, пока не кончился коньяк, а утром Илья отправился в обратный путь, где его ждали товарищи по «Невскому фронту», где у них была своя «Брестская крепость».

От автомата, брошенного вчера, не осталось и следа.

Максу было, конечно, приятно, что к ним на помощь бегут вооруженные люди, отстреливая походу своего движения головы у одних бабуинов и поджигая других. Воздушный шар, обмякший гигантским полотнищем, накрыл собой несколько тварей и те сейчас бестолково тыкались в разные стороны, словно детсадники под одеялом. Саша продолжала ползать по траве, пытаясь подобрать что-нибудь из своего оружия — от удара все оно куда-то вывалилось. Но в целом картина вырисовывалась печальная. Расстрелянная обойма нисколько не отразилась на настроении ближайшей обезьяны. Она обнажили свои гигантские клыки, не издавая при этом никаких звуков, и вряд ли эта гримаса обозначала улыбку.

Хотя в вышине занимался рассвет, здесь было все еще очень темно. Партизанские костры практически догорели, и невозможно было подсчитать, сколько бабуинов вынашивали в отношении людей злодейские замыслы. Как бы напыщенно это ни было, но Максу очень не хотелось, чтобы его соратница по нынешним злоключениям встретила свою судьбу, будучи на коленях. Он шагнул к Саше, подняв по пути какую-то штуковину, ни на что не похожую, разве что на бивень слона или мамонта. Он не пытался удивиться, ему просто хотелось, чтобы девушка поднялась на ноги до той поры, пока скалящий свои клыки бабуин не опустит занесенную в замахе руку.

Бежавшие Шура и Бен, растратив весь свой боекомплект патронов и бутылок, добежали-таки, до потерпевших крушение воздухоплавателей. Бен, в руках которого не было больше ничего, поднял с травы смутно белеющую палку, гладкую и твердую на ощупь. Предположить, что ей он теперь сможет отбиваться от смыкающихся вокруг них зверей — значит, обладать слишком буйной фантазией. Американец схватил первое, что попалось под руку, чтобы встретить свою участь не с пустыми руками.

Так они и застыли вчетвером, развернувшись в сторону готовых к удару бабуинов. Шура с пустым пулеметом, Макс с выставленным перед собой неизвестным бивнем, Бен с занесенным в руке на манер дубинки предметом и Саша, сидевшая на земле, как какая-нибудь туристка на привале. Каждый из людей ждал своего рокового удара от возвышавшихся над ними тварей.

Время, замершее в этом месте, продолжило свой ход. Шура потряс пулеметом, Макс покрутил головой по сторонам, Бен сменил ударную руку, и Саша охватила руками колени поудобнее. Бабуины чего-то не торопились разрывать людей на части. Они все, как по команде, синхронно шевелили ноздрями и круглили и без того круглые бессмысленные глаза. Можно было предположить, что они удивлены и взволнованы. Но брать доступную жертву они чего-то не спешили.

Люди молчали, звери тоже. Однако так долго это продолжаться не могло, и Макс деликатно кашлянул. Словно получив команду, Бен нанес дурацкий выпад в сторону ближайшей твари. С таким же успехом можно было попытаться ударить опахалом из перьев по голове разъяренного тигра: толку никакого, но вероятность сиюсекундно быть разорванным увеличивается. Если бы кто-то спросил американца, зачем он так себя повел, то вразумительного ответа все равно не получил. Дернул своей «дубинкой», чтобы дернуть — и баста.