Яцек Дукай - Иные песни

— Ах-ах, прости, думал, ты у себя, не хотел тебя будить, эти стражники устроили переполох.

— Я не сплю, встал до рассвета. Влезай, Кристофф. Впрочем, я ведь у себя дома!

— Хоррорные внизу и на лестнице… Ты теперь живешь здесь?

— Ага.

Эстлос Ньютэ закрыл за собой дверь и подошел к широко отворенному окну.

— Холодно, — пробормотал он. — Я только что приехал из Бурдигали, не знал, что ты так быстро воротишься в Воденбург. В Бурдигали уже снег лежит. А ты, собственно, чего сюда перебрался? — Он взмахнул рукой, охватывая жестом апартаменты, их голые стены и пол из черной проснины.

Они стояли на втором этаже старого пакгауза, уже с год не используемого НИБ. Купеческий Дом «Ньютэ, Икита тэ Бербелек» после заключения долговременных договоров с лунными и оронейскими купцами арендовал Южные Доки полностью, зарезервировав за собой любое складское помещение, что когда-либо могло ему потребоваться в Воденбурге; на самом деле теперь они зарабатывали еще и на субаренде этих пакгаузов. У НИБ было несколько пакгаузов и в верхнем порту. Часть из них продали, часть — сдали в аренду, а это здание риттер Ньютэ решил переделать в частный госпициум Дома. Однако это дело не было приоритетным, здесь едва-едва закончили ремонт фронтальных помещений, а второй этаж так и оставался необустроенным. Господин Бербелек приказал перенести сюда вещи из дома, но комнаты все еще не выглядели обжитыми. Не помогали даже распахнутые настежь окна, куда врывался холодный ветер с залива; ветер, крики чаек, запах соли и смолы, голоса моряков и портовых рабочих. Кратистобоец сидел подле приставленного к стене секретера, правым локтем опирался на парапет и, попивая кахву, просматривал какие-то смятые бумаги. На нем был один из его африканских нарядов, риттер иерусалимский плохо ориентировался в разновидностях южной одежды.

Присев к столику сбоку, он заглянул господину Бербелеку через плечо.

— На каком это? Греческий? Не греческий.

— Если бы ты был столь любезен… Спасибо.

— Прошу прощения. Слушай, если у тебя найдется минутка…

— Да?

— Я, собственно, собирался тебе писать, нам в любом случае надо бы поговорить. Ты где держишь документы Дома? Оставил там, у себя в жилище?

Господин Бербелек вздохнул, отставил чашку.

— Я, наверное, продам то здание. Они уже через крышу пытались пробраться, сквозь трубы, разворотили покрытие.

— Убийцы?

— Ах, если б это были просто подосланные убийцы!..

Со времени возвращения в Воденбург господин Бербелек жил там как при осадном положении. Сперва это было слегка забавным — дети, кричащие под окнами, приношения (дары, записки, локоны волос и части тел, какие-то уродливые фигурки), оставляемые разными безумцами, шествия журналистов, софистесов, пожираемых амбициями низких аристократов… Старик Портэ почти не отходил от дверей. В конце концов господин Бербелек выставил перед домом пост Хоррора. Но это лишь усугубило ситуацию, с тем же успехом он мог вывесить флаг Кратистобойца. Собирались группки молодежи, прохожие надоедали хоррорным, соседи жаловались на пришлецов. На улицах ниже и выше возникли лавочки плутоватых воденбургских купцов — измаилитских, еврейских, цыганских, индусских торговцев — там продавали фантастические меморабилии: обломок острия кинжала Кратистобойца, его плащ, рубиновую рукоять Четвертого Меча, флаконы с кровью Чернокнижника, забальзамированные фрагменты его тела, мумифицированные мифические седьмые пальцы Семипалого (дюжинами), сокровища Лабиринта, портреты Лунной Ведьмы; и люди это покупали. В торговые дни по тамошним улочкам было не проехать ни экипажем, ни верхом. Господин Бербелек как-то это терпел, хотя для него сделалось болезненно очевидным, что в конце концов ему придется перебираться, тот дом не был местом, подходящим для Кратистобойца, он перерос уже свою старую Форму. Взрослые люди не ходят в детской одежде, старые женщины не рядятся в девичьи платья. Только глупец закрывает глаза на морфу. Но каплей, переполнившей чашу, оказалось нашествие демократов. В то лето секта активизировалась в Неургии; они не сразу нагрянули к господину Бербелеку. Но когда приняли решение, от фанатиков не стало спасу. Он был для них олицетворением идеалов культа, путем реализации их безумных постулатов. Ведь первое условие демократии — избавиться от кратистосов; созданию истинных полисов мешает аристократия. Они лучше самого Кратистобойца знали цель Кратистобойца. Джурджа во имя демократии! Он вырежет всех кратистосов, изгонит королей, и с того момента править станет Люд. Демократы подкрадывались к окнам дома, кидали в них камни, слали письма, манифесты, просительные петиции, сундуки книжек древних авторов и современных философов — одинаковый лепет. Пробовали цепляться к его фургону, подкарауливали его в городе, проскальзывали на приемы, в которых он принимал участие, один даже пролез в камин, господин Бербелек его пристрелил, когда безумец упал в огонь. Сумасшедших, однако, недостаточно постоянно игнорировать. Три ночи назад молодая демократка подожгла себя под окнами его дома, долго вопила, горя, перебудила половину квартала. Сколь же жалким это было: с самого начала они шли против собственных идеалов, признавая бесконечное превосходство Кратистобойца. Видимо, правду писал Платон: не все книги суть безопасное чтение для неустоявшихся умов.

Кристофф кивал, слушая рассказ господина Бербелека.

— А я ведь тебе говорил. Поставь себе двор за городом, за мной есть еще свободная парцелла. Может, сомневаешься, сможешь ли? А ты вообще представляешь себе размеры своих доходов после последнего пересчета долей?

— Я нанял через Панатакиса бухгалтера, плутоватый негодник, ведет для меня все расчеты. Ты ведь не обидишься на меня за это, а?

— Ха, я и сам бы тебе это посоветовал! Так как, начнешь строить?

— Князь хочет, чтобы я поселился в его дворце.

— Еще лучше! — Эстлос Ньютэ даже вскочил. — Погоди, принесу бумаги.

Выбежал (захлопнул за собой дверь) и сразу же вернулся с толстой папкой под мышкой.

— Брр, как тебе здесь не холодно?

Придвинул табурет к секретерчику, разложил бумаги; тяжелый крест качался на цепи над ровными строчками чисел. Господин Бербелек следил за гердонцем слегка удивленно и с весельем.

— Посмотри. — Кристофф указывал наслюнявленным пальцем в очередные счета. — Мы все просчитали. Гердон уже открывается, в любом случае уже открыт Пергам, если Семипалому не придет чего в голову, впрочем, с Алитэ в Эгипте и твоим Хоррором под боком он был бы самоубийцей, итак, Гердон и Пергам, но ты с легкостью мог бы убедить Неурга, знаю, что смог бы, подумай только, Воденбург как единственный в Европе, а у нас сорок семь процентов участия в изготовлении воздушных свиней Бальтасара, а еще с оронейгесом от Короля Бурь, а это ведь тоже твой коллега, хе-хе-хе, ну сам же видишь —