Даринда Джонс - Пятая могила по ту сторону света

И все же в любом языке есть свои нюансы, едва различимые оттенки, путаница с которыми может полностью изменить смысл фразы. Одно неверное движение рукой, и жест из существительного превратится в глагол, прилагательное или что-нибудь еще. Все равно что заменить «к» в слове «куй» на «х». Всего одна крошечная буква, а смысл меняется капитально.

В общем, когда Эмбер показала «очень» задом наперед и в жесте «особенная» использовала все пять пальцев правой руки вместо положенных двух, я, мягко говоря, обалдела.

Я моргнула.

Квентин тоже.

Решив, что мы ее просто не поняли, Эмбер еще раз показала предложение. К моему полнейшему ужасу. Схватив ее за руки, я оглянулась на Квентина. Он улыбался, и по этой улыбке было ясно, как высоко он оценил прямоту Эмбер.

Я закрыла ему руками глаза. Он тихо рассмеялся и убрал мои ладони.

- В чем дело? – встревожилась Эмбер, пряча руки за спину. – Что я сказала?

- Она… она совсем не это имела в виду, - показала я Квентину.

- Чего я не имела в виду?

- А мне кажется, именно это она и собиралась сказать, - ответил он.

- Нет, солнце. – Я потянула его за руку и подняла со стула. – К тому же нам пора идти. Спасибо за ужин.

Куки сидела с открытым ртом, пытаясь понять, что произошло.

- Думаю, нам лучше остаться, - сказал Квентин, сияя широченной улыбкой. – Посмотреть, что еще она знает.

- Нет, нет и еще раз нет.

Я потащила его к двери и уже собиралась ее закрыть, как вдруг Эмбер крикнула:

- Так что я сказала?

Я прислонилась к двери и повторила:

- Она совсем не это имела в виду.

Квентин закатил глаза и опять рассмеялся:

- Я знаю, что она пыталась сказать. Я же не идиот.

- Ну да, точно. Извини. Только сотри с лица эту свою ухмылочку.

- Какую еще ухмылочку?

Я показала пальцем:

- Вот эту.

Он потер губы, пытаясь буквально стереть улыбку, но без толку.

- На всякий случай уточню. Эмбер, - я шагнула ближе и показала так, чтобы видел только он, - не трахается и не отсасывает.

На этот раз от смеха Квентин согнулся пополам. Наконец взяв себя в руки, он поинтересовался:

- Как думаешь, ее учительница и правда учила ее именно так показывать «Я очень особенная»?

Я об этом даже не задумывалась.

- Скорее всего нет. Разве что учительница всю учебу в колледже работала девушкой по вызову.

У него затряслись плечи. Отсмеявшись, Квентин глянул в сторону. Я тоже это почувствовала. Волну тепла, текущую прямо к нам. Мы оба уставились на Рейеса, который поднимался по ступенькам. Ей-богу, походка у него как у пантеры. Каждое движение четко выверено и просто переполнено опасным изяществом, как у крупного хищника.

Его глаза вспыхнули, остановившись на мне.

- Мистер Фэрроу, - поздоровалась я, когда он прошел мимо.

По его взгляду я поняла, что он помнит Квентина.

- Мисс Дэвидсон, - в тон отозвался Рейес и кивнул Квентину. Потом зашел к себе в квартиру и не спеша закрыл за собой дверь.

- Его я тоже вижу, - показал мне Квентин с настороженным выражением лица. – Вижу, кто он. Из чего он сделан.

- Из чего он сделан? – переспросила я.

- Он – тьма, - ответил Квентин, наполняя каждое слово тоннами подозрительности. – Она его окружает, как черный туман. Никогда такого раньше не видел.

Так же, как я не вижу собственного света, я не вижу и ту бесконечную, непроглядную тьму, которая окружает Рейеса. То есть вижу, но только когда он приходит ко мне в нематериальном виде. Хотя мне об этом уже говорили. Как-то раз Ангел упомянул об этой тьме, но я тогда подумала, что он преувеличивает.

- Ну, - я взяла Квентина за руку, - у него была нелегкая жизнь.

Похоже, он не мог отвести взгляд от двери Рейеса.

- Кто он такой?

Учитывая только что состоявшийся разговор, я не знала, хочу ли отвечать на этот вопрос. Квентину и так досталось. Но врать ему мне хотелось еще меньше.

- Мне не очень хочется отвечать, - сказала я и повела его вниз по лестнице.

Он на пару секунд задумался, а потом показал:

- Тогда мне не очень хочется знать.

(1) Фетальный алкогольный синдром (ФАС) – сочетание врождённых психических и физических дефектов, которые впервые проявляются при рождении ребёнка и остаются у него на всю жизнь.

(2) Культура глухих – совокупность представлений, стратегий поведения, традиций, искусств, истории, ценностей в культурах, где значительная часть людей имеют нарушения слуха и используют жестовые языки для общения. Следует отметить, что не все глухие владеют жестовой речью, а владение ею обычно является главным условием для вхождения в культуру глухих.

(3) Амслен – основной жестовый язык в сообществах глухих США и англоговорящих частей Канады.

Глава 9.

Кто бы не следил за тем, чтобы я не делала глупостей, уволен на фиг.©Надпись на футболке.

Я завезла Квентина в монастырь, поздоровалась со всеми сестрами, быстренько сыграла партию в покер на костях, с треском продула, а потом отправилась к Рокету с новеньким инструментом, примостившемся на заднем сиденье. Если я не могу перелезть через забор, то пройду сквозь него.

Я вытащила из машины болторез, пользоваться которым оказалось куда сложнее, чем я думала. А еще он был тяжелым и громоздким. Какого черта? В фильмах все кажется проще простого. Как куст азалии обкорнать. А мне явно предстояло потрудиться. Надо было взять с собой перчатки. Моим рукам тут точно не поздоровится.

Сделав наконец проем, в который можно было пролезть, я сунула в него голову и тут же поняла, что на острых обрубленных краях крепкой проволоки остались мои волосы и уйма других образцов ДНК. Ну блин! Все шло совсем не так, как я планировала. В конце концов протиснувшись сквозь забор (что навеяло мне мысли о том, как я появилась на свет), я нашла окошко, которое вело в подвал и которое я никогда не запирала на замок. Зато сейчас оно оказалось очень даже запертым. Я бы воспользовалась ключом, но кто-то, судя по всему, сменил все замки, которые сумел отыскать. Кем бы ни были эти «Ч&Р Индастриз», они дорого заплатят за мою кровь на их заборе.

Вытащив фонарик, я пошла по лестнице весьма сомнительной устойчивости.

Вдруг в луче света появилась Сахарная Слива. Слива, она же Бекки Тафт, она же младшая сестра офицера Дэвида Тафта, которая умерла, когда ему было одиннадцать, а ей – девять, была невозможно прелестной девочкой, которая, ей-богу, могла бы преподать парочку уроков папаше Рейеса. Я назвала ее Сливой, потому что на ней была пижама в сахарных сливах, в которой она умерла. Подбоченившись, она стояла передо мной. Светлые волосы спутанными прядями спадали на спину. Я всегда думала, что, если бы любила детей, Слива бы мне понравилась. Ну ладно, скорее всего нет, но думать не запретишь.

- Привет, милашка, - сказала я. – Где Рокет?