Олег Мизгулин - Морок

— Что делать? Раз уж зверь нашёл своего ловца, значит быть по сему… Мы обследуем часовню, но опять же… Фактор риска я поднимаю до крайне высокой отметки. Девочкам особенно: слушать и выполнять самые неожиданные и быстрые команды. Не тормозить! Можно конечно со смехом и иронией относится к ситуации, но я думаю каждый смог разглядеть несуразицу вещей. Да?! Место нетипичное. Место нелогичное и аномальное. К примеру, гуляющая по местности часовня и возникающая вдруг на голом месте — прямое тому подтверждение. Другой вопрос: насколько это место опасно или безопасно для человека? Так ведь? Ой, как не хочется это проверять на себе…

Вадим вновь улыбнулся, удивляясь взявшемуся из ниоткуда оптимизму. Похоже, любопытства в нём было не меньше чем в остальных.

— Но поскольку с ума вроде б никто ещё не сошёл, мёртвые с косами не стоят… Хорошо! Буквально двадцать минут на короткую разведвылазку. После экспедиции и обмена впечатлениями — драпом, без оглядки спускаемся с этой чёртовой горы! Вопросы?!

Получив единодушие в виде одобрительных возгласов, Зорин закончил непомерно длинную для себя речь:

— Есть объективная причина, по которой надо спускаться. Вода на исходе… Не факт, что найдём за забором колодцы. И не факт, что в колодцах есть вода! Впрочем, посмотрим… За мной, не обгоняя и не толкаясь, без суеты и спешки — ша-агом марш!

Вадим тронулся, частенько притрагиваясь к плечевому ремню. Всем видом он пытался излучать уверенность, хоть сердце и отбивало запредельное количество ударов. Он чувствовал спиной, что ребята попритихли. Идут, сосредоточенно молча, пережёвывая в себе важность момента. «Страх и любопытство. Вот что движет котом, толкая его на изучение неизведанных пространств. — Вспомнилось вдруг памятная аналогия. — Страх защищает животное от стресса и вероятной опасности. Но любопытство — мощнейший стимулятор, помогает котику стать первооткрывателем и победителем. Всё просто. Изведай неизведанное! И будешь ты Колумб…»

— Олег! — Повернулся Вадим к Головному. — Готовность номер один!

Тот угукнул и дёрнул с плеча «ижевку». Условная фраза означала немногое. Всего лишь взвести курок и быть начеку. Держать ружьё наизготовку. Потенциальная угроза требовала предупредительных мер, ведь разобраться: мнимая она или вероятная, можно не успеть. Всякое бывает. Поэтому… Так надёжней.

— Подходим. — Негромко огласил Вадим для заднеидущих. Коротко, спокойно, в нужной тональности фраза вмещала в себе целое изложение: «Внимание! Объект близок! Быть предельно внимательным и осторожным! Не расслабляться!» Теперь они стояли противу ворот, что вели во внутрь двора Монашьего Скита. Воротами это назвать было нельзя, поскольку никаких запорных дверей давно не существовало. Ворота были условны, в виде впадины в бревенчатом и плотном заборе, в виде голого проёма, в виде зева, который приглашающе зазывал подвернувшихся путников. Коротким островком в нем проглядывались ветхие стены монастыря и чуть поодаль едва брезжили какие-то постройки невысокого типа, возможно кельи монахов. Но что кричаще застило глаз, бросалось на передний план, так это густой бурьян сорных кустов, тут и там расплодившихся на территории Скита.

— Олег! — Обратился Зорин Головному. — Я зайду, осмотрюсь… А вы стойте здесь, ждите, пока не кликну.

— Долго ждать?

— Недолго. С минуту. Я лишь пройду вперёд, придышусь к обстановке. Булды?

— Булды. — Усмехнулся Олег. — Надеюсь, Николаич, театр военных действий не начнётся без нас?

— Я тоже надеюсь на это, Олег. — Обещающе кивнул Вадим и, спустив ружьё, шагнул в проём ворот. Люся, безусловно, права: коль настропалил себя на встречу со сказкой, так не вступай в контру с ней. Прими сердцем и поступай в соответствии. Странно у вас? Пусть странно… Что ещё? Какими чудесами можете подивить? Хм-мм… А ведь и правда легче становится. Словно тело раскрепощается от неведомого груза. А груз то, какой? Это твой отстроенный ум, привыкший рационально связывать и обосновывать. А ты поменяй настройку. Зашёл в чужой монастырь так живи его Уставом. «Кстати о монастыре… Вот он родной!» — Вадим, прорезав треть двора, сейчас близко обозревал поднимающееся вверх здание старой часовни. Время — неумолимый художник наложило печать затхлости и запущенности на лицевой фасад здания. Впрочем, следы запущения присутствовали во всем. В перекошенном ветром заборе, в горбатой, пробитой насквозь крыше одной из барачных построек. Деревья росли впрямую от фундамента дома, выходя ветвями через окна и проломы крыши, не считаясь с основами архитектуры. Годы безлюдья и неухоженности сделали своё дело. Колеи и дорожки обросли, стягиваясь и сплетаясь корневищами в один тугой лес. Деревья выхлёстывались даже из часовни, выпирая нагло из бочин, из расщелин между брёвнами, кустясь побегами и разрушая, расшатывая крепость стен.

— Ребята! — Вспомнил Вадим о команде. Махнул рукой. Угрозой здесь не пахло. Уж он то, Зорин, знал, как физически пахнет опасность.

Группа подтянулась, оживляя воздух первыми разговорами. Девчонки, как положено, ахали. Парни, по обыкновению старались шутить…

— У-у-у! Вот это да-а-а…

— Как они тут ходили… Эти монахи… Тут всё в джунглях…

— Люция, когда монахи здесь жили, тут наверняка было симпатично…

— Да-а уж… Как это печально… А бедная часовня? Она же скоро развалится…

— Это будет исторический развал. Его надо показывать с комментариями туристам.

— Вот-вот! Давайте тебя, Ванечка, и поставим над этим. Будешь, как Бендер продавать зрителям развал. Хи-хи-хи…

— Натуся! Ося Бендер продавал зрителям провал.

— Ну и что! А ты будешь продавать развал. С твоим-то языком и фантазией…

— Тихо вы… Здесь спят духи.

— Да-а? А и, правда, мы же в заколдованном месте…

— О! А я вижу, кажется, колодцы! — Радостно пропищала Люся, показывая куда-то вправо в сторону от покосившихся изб. — Во-он! Видите!

Взгляды метнулись по её направлению. В условном районе некогда жилого сектора действительно что-то было, напоминающее контурами колодезные шапки.

— Ну что ж… Давайте взглянем! — Предложил Зорин, возобновив прерванное движение. — Было б кстати…

Воды, кстати, там не оказалось. Зорин это понял уже на подходе к оголовку квадратного сруба, и потом, когда луч фонаря прорезал темень уходящего чрева колодца, стало ясно, что кончик света тоскливо тычется в гравийное дно, засоренное каким-то хламом. Один из предметов напоминал грубой формой чайник со скошенным набок носиком, а соседствовал он, то ли со старой калошей, то ли с оскопленным сапогом. Всё это перемежевалось с мелким мусором и щепками. Колодезная шахта была пуста и обезвожена как минимум лет девяносто. А то и больше… Выпуклости брёвен, давно не поеные выцвели, высохли и растрескались сухими язвами глубоких трещин.