Борис Батыршин - Клык на холодец

Блудояр задумался.

– Вот теперь дело говоришь, Васильич. Облава так облава собирай мужиков, с вами пойду.

Старая кружилась на месте, показывая обложившим её гладкокожим оскаленные жёлтые клыки – с них в траву капала слюна. Дело было проиграно, и матёрая сука это понимала. Но – не собиралась сдаваться, раз за разом уклоняясь от проволочных петель на шестах, которые ей пытались набросить на шею, подсунуть под лапы, чтобы стянуть, повалить, повязать. Как повязали Бурого, Рябого и Корноухого – вон они, валяются со спутанными лапами и стянутыми тряпками челюстями. А ещё двоим уже всё равно – выстрелы сбили их влёт, и они долго скулили, жалуясь своим палачам на боль, ползали по траве, оставляя кровавые следы, тянулись, по старой, врождённой памяти к людям, словно забыв, кто только что их убивал, пока удары суковатых дубин не прекратили досадный шум.

Малой разгадал замысел гладкокожих, когда было уже поздно, и Стаю, устроившуюся на отдых на полянке, на месте бывшего перекрёстка, сплошь заросшего малинником, обложили с трёх сторон. Обычно охотники обходили их стороной – в Стае было не меньше полутора десятков крупных псов, не считая сук, особенно опасных в схватке. Горькая обида после того, как Стаю выгнали с территории старого парка, давным-давно перегорела, а молодых псов, готовых попробовать двуногих конкурентов на зуб, он старался держать в узде. Не позволял одичать и возненавидеть бестолковых соседей – объяснял, как мог, что гладкокожих нельзя трогать ни в коем случае, особенно их щенят. И что рано или поздно Стая снова поселится рядом с ними, и вот тогда-то наступит самая что ни на есть правильная и замечательная собачья жизнь.

И – не смог вовремя оценить намерений тех, кто явился за их шкурами.

Или не за шкурами? У каждого из гладкокожих, помимо шеста с петлёй, было и ружьё, но убивать они не торопились: отогнали выстрелами, прижав нескольких, отделённых от Стаи, к непроходимым зарослям колючего кустарника, пристрелив только тех, кто кинулся на прорыв. И ловко, деловито, одного за другим, стреноживали оставшихся.

Хорошо хоть, самому Малому удалось в последний момент спрятаться в кустах. Конечно кожу, твёрдую, как и полагается древесной коре, просто так не возьмёшь, да и вообще убить лешака из обычного ружья – это из области народных сказок. Но всё равно, не хотелось выковыривать из-под кожи-коры куски свинцовой сечки и ждать, пока затянутся оставленные ими выщербины. Нет, можно, конечно, податься в Терлецкое Урочище, найти родной тополь, и тогда раны затянутся за считанные часы – но на кого бросить Стаю?

Вернее, то, что останется от неё после облавы.

Старая увернулась от петли и вцепилась в шест, резко рванув его на себя. Это была ошибка: гладкокожий-то своё орудие удержал, а вот сама Старая потеряла от ярости осторожность – что угодно, лишь бы вырвать у врага ненавистную палку, разгрызть, расщепить! И пропустила выпад другого ловца, захлестнувшего петлёй задние лапы. Взмах шеста, пронзительный визг – ловко закрученная проволока безжалостно впивается в бока, Старая повалилась на бок, не выпуская добычи, и этим немедленно воспользовался враг – навалился и перетянул зажатую в пасти палку куском верёвки так, чтобы оскаленные клыки не могли добраться до его плоти…

– Ну вот, Васильич, четыре головы, как и было велено. – сказал один из ловцов, крепкий, бритоголовый. – Я так думаю, хватит. Понесли в усадьбу, порадуем хозяина…

– Это тебе хозяин. – буркнул в ответ второй. – А мы люди свободные, по своей воле ему помогаем.

– То-то я гляжу, когда Он с тобой в прошлый раз, заговорил, ты едва не обделался! Тоже, видать, по своей воле? – хохотнул бритоголовый. – Ты, Васильич, болтать-то болтай, да берега не теряй. Сам видел, что бывает с теми, кто поперёк Его нрава идёт.

– Да уж… – собеседника передёрнуло. – Такой страсти…

– Зато баблосики через него хорошо имеете! И когда Он снадобье своё, от Лесного Зова которое, до ума доведёт – уйдёте наружу и будете жить, как люди!

– Да уж скорее бы… – отозвался второй. – Который уж месяц ждём. Надоело – выберешься на сутки за МКАД, не успеешь оттянуться, а уже назад пора!

– Вы, главное, Его во всём слушайте. – бритоголовый поучительно поднял палец, – И будет тогда полный ажур!

– Кстати… – охотник оглянулся по сторонам. – Ребята говорили, что в прошлый раз заметили этого, мелкого.

– Кого-кого? – бритоголовый недоумённо уставился на собеседника.

– Ты лешаков видел когда-нибудь?

– Доводилось пару раз, давно.

– А этот – как они, только маленький, вроде ребёнка. Примерно такой.

И показал ладонью. Выходило, что роста в неведомом существе было не больше метра двадцати.

– Раньше-то он бродил вместе с собаками и даже, как говорили мужики, был у них не то, что за вожака – советы давал, что ли? Кто такой, откуда взялся – неведомо, но когда стая из парка свалила, ушёл с ними. Вот и охотники, которые собак выслеживали, его, вроде, тоже видали.

– Да и хрен с ним. – махнул рукой бритоголовый. – Насчёт лешаков команды не было. Ну что, пошли? Хорошо бы до темноты вернуться.

Малой плохо понимал язык гладкокожих – то, немногое, что знал, он успел позабыть за тридцать лет жизни со Стаей. Он распластался на земле, в самой гуще колючего малинника (длинные, острые шипы не брали его корявую, словно кора, кожу) и с тоской наблюдал, как охотники пропускают в лапы связанных собак длинные палки, как взваливают на плечи и отправляются восвояси.

Из травы послышался жалобной скулёж. Малой рискнул чуть- чуть высунуться из ветвей – и увидел, как трёхмесячный щенок Старой , смешно переваливаясь на коротких, толстых лапах, торопится за гладкокожими. Один из них обернулся и поднял дубину.

– Не трожь! – прикрикнул на него бритоголовый. – Сдадим вместе с остальными. Глядишь, и пригодится Ему для каких-нибудь опытов. А отстанет по дороге – значит, повезло.

Малой дождался, когда гладкокожие отойдут подальше – собачонок старательно ковылял за ними – и выбрался из малинника. Рядом качнулись ветки – бесшумно возник большой пёс, из уцелевших. Ткнулся мокрым носом в покрытую мхом щёку, лизнул. Малой потрепал его по лохматому загривку и встал. Пора было собирать поредевшую Стаю.

– …я сам едва не поседел! Оборачиваюсь – а он стоит и пялится своими буркалами. В холке, не поверишь, метра два! А то и с половиной!

Егерь потянулся к корчаге с сидром. Ещё две, уже пустые, сиротливо притулились между грязными тарелками и миской с пловом – уже слегка поостывшим.

Часа не прошло, как Егора привели в трактир. Умар помог устроить пострадавшего на лавке, после чего отпросился пройтись по селению, познакомиться с жителями, заглянуть на рынок. Сильван, как и полагается прилежному ученику, пользовался любой возможностью, чтобы пополнить запас знаний.