Борис Батыршин - Клык на холодец

– Вот я и говорю – слонопотам, не лось! – Егор отхлебнул янтарного, с густым яблочным вкусом, напитка. – Раза в полтора больше обычных, зуб… то есть клык на холодец!

Егерь ухмыльнулся.

– Много ты обычных видел, салага! В Лесу без году неделя, а туда же, клык!

– Я-то? – молодой человек поперхнулся от возмущения и закашлялся. – да я…кхе… в тай…кхе…ге с малых лет! Я… кхе… на заставе в Биро…кхе. биджане знаешь сколько сохатых завалил?

– Замкадные, не в счёт. – пренебрежительно отмахнулся Бич. – Мелюзга это, и тот, которого ты видел – тоже мелюзга. Вот в Лосинке – те да!

– Что, тоже альбиносы?

– Сам ты альбинос. Небось, с перепугу не заметил, какие у того лося глаза были?

– Ну… – Егор озадаченно поскрёб затылок. – кажись, обыкновенные. Чёрные такие, большие, как у лошади.

– То-то, что чёрные! – Бич назидательно поднял нож с наколотым куском баранины. – А у альбиносов, что у людей, что у зверей, они светлые или вообще красные, потому как лишены пигментации. Белые лоси – это, Студент, особый вид. Они ещё до Зелёного Прилива были, хотя и не в этих краях.

– А в каких?

– Хрен их знает – то ли в Финляндии, то ли в Швеции. А теперь вот и у нас. В Лосинке есть один, не твоему чета. Два метра в холке, гришь? А три не хочешь? Я видел как-то – мастодонт, не лось!

Недаром Пау-Вау считают его духом Леса, а остальных белых лосей – его детьми.

– Выходит, индейцы на них не охотятся? Типа священные животные, неприкосновенные?

Егор с трудом мог представить, что Пау-Вау подражают индийским браминам.

– Почему не охотятся? – Бич глянул на него озадаченно. – Ещё как охотятся! Белый Лось – самая желанная добыча, стоит кому- нибудь его подстрелить, то потом всем племенем квасят, празднуют. Потому как добрый знак, Дух Леса благословение шлёт.

Егерь нечасто рассказывало о легендах и поверьях лесовиков. «Хочешь послушать всякие небылицы – неизменно отвечал он – ступай к Мартину, благо он у вас в ГЗ обитает. Поставь ему полбанки и слушай, пока уши не завянут».

Мартин, загадочный тип неопределённого возраста, бездельник, пропойца и мастер задушевных бесед, жил в одной подсобке на этаже кафедры Ксеноботаники. Он пришёл туда ещё во времена Зелёного прилива, да так и прижился – выполнял мелкие поручения, мыл полы. А заодно – спаивал студентов самогонкой собственного приготовления и развратничал с морально нестойкими первокурсницами.

Егерь снова наполнил кружки, опрокинул над столом корчагу, заглянул в неё, снизу, выворачивая шею.

Егор с интересом наблюдал за этими манипуляциями. В голове шумело – петровский сидр не зря славился крепостью.

Бич, наконец, оставил корчагу в покое.

– Так что ты там хотел предложить, студент? Давай, излагай, пока мы не надрызгались. А то после такого дела насухую сидеть вроде как и не по понятиям…

Егор хотел, было переспросить, что напарник имеет в виду под «таким делом» – встречу с Белым Лосем или третейский суд? – но не стал. Он давно собирался побеседовать с егерем, но всякий раз что- нибудь мешало.

Пожалуй, дальше откладывать не стоит. Егор с сожалением отодвинул недопитую кружку и приготовился излагать.

Бич заржал так, что трактирщик, перетирающий кружки за стойкой, нервно вскинулся – что за забаву затеяли беспокойные клиенты?

– Ты, значит, другую нашёл, а она тебя и окрутила? Ты, Студент, по ходу, совсем ничему не учишься! Забыл, как стерва эта, Лина, тебя обвела вокруг пальца?

Егор пожал плечами. Что было, то было, к чему отрицать очевидное?

– Ну да ладно. – сжалился егерь. – Пошла она куда подальше, прошмандовка… Только теперь непременно надо выпить, чтобы новая… эта… не как та… ну, ты понял!

И снова приложился к кружке. Егор последовал примеру и скривился – пока он издалека подкатывал к теме, пока Бич, уже изрядно набравшийся, продирался сквозь подробности повествования – сидр успел нагреться и выдохнуться.

Впрочем, сейчас им было не до дегустации.

– Я сам не знаю, как оно вышло. Зашёл в библиотеку, уточнить кое-что для Шапиро, а она там. Я здороваюсь – нас Лина познакомила, ещё до того… короче, раньше. Слово за слово, спустились в «шайбу» попить кофе, ну а дальше…

Что дальше – было ясно и без пояснений. Егор, пребывающий в состоянии раздрая после фиаско с предыдущей пассией, не заметил, как оказался сначала в её комнате, в университетской общаге, а потом в её постели.

Татьяна (так звали библиотекаршу), хоть и не могла похвастать броской красотой прежней его подруги, имела, как выяснилось, все положенные округлости вполне приятного наполнения. Да и прочие части тела, скрываемые мешковатым нарядом, оказались на уровне. Что до остального – Лина, как выяснилось, не шутила, намекнув на скрытый темперамент библиотекарши. Егор в прежней своей жизни за МКАД не был обделён женским вниманием, и полагал, что неплохо разбирается в предмете – но это не помогло ему разглядеть вулкан, скрытый за невзрачной внешностью новой знакомой. За ночь они ни разу не сомкнули глаз, и наутро молодой человек чувствовал себя выжатым как лимон – чего никак нельзя было сказать о его партнёрше. Вчерашняя «серая мышка», «мымра», лучилась довольством и чуть не мурлыкала в ответ на прикосновение любовника.

Разумеется, оба не явились на работу и провели день вдвоём, в смятой постели, покинув её всего на полчаса, пополнить запасы съестного на рынке.

После наскоро состряпанного ужина Татьяна в одной ночнушке устроилась на подоконнике (Егора кольнуло – точно так же сидела когда-то Лина) и потребовала рассказа о его путешествиях. Отпираться было бессмысленно: о рейде в таинственную и опасную Щукинскую Чересполосицу, как и о конфликте с золотолесцами судачили и студенты, и сотрудники – словом, все обитатели Главного Здания.

Татьяна, как и многие университетские, страдала Эл-А в средней форме и не могла углубляться в Лес (кратковременные походы в Мичуринское и на смотровую площадку не в счёт) – а потому ловила каждое слово, то и дело, требуя объяснений и подробностей. Егор, хоть и не без труда, сумел обойти самые деликатные моменты и, в свою очередь, постарался разговорить собеседницу. И не без успеха: выяснилось, к примеру, что при первом знакомстве он оказался прав, отпустив комплименты её музыкальным пальцам. Татьяна действительно оказалась скрипачкой – самой настоящей, профессиональной. Когда-то она закончила консерваторию в Питере, преподавала в музыкальной школе по классу скрипки и даже концертировала в составе струнного квартета, пока судьба не забросила её в Московский Лес. Егор пытался выяснить обстоятельства этого, но добился лишь недовольной гримаски и неохотно данного обещания рассказать как-нибудь потом.