Борис Батыршин - Клык на холодец

«…хотя, какая там свобода – пропахший кровью и муками подвал в самом гнезде местного «доктора Моро»?…»

Она огляделась и кинулась в дальний угол.

– Куда? – зашипел вслед Чекист. – Попробуй наш, может, справишься?

– Да, секундочку…

Вот и крайняя клетка.

– Палыч!

Виктор ждал, ухватившись за решётку. За его спиной стоял, скрестив руки на груди, белобрысый убийца ЧОПовца.

«…кажется, действительно оклемался…»

– Ты как выбралась? Что у вас там происходит?

– Некогда! – Она сунула ему в ладонь проволоку. – Давай, скорее, открывай замок!

– Легко сказать… – проворчал мужчина. – Я, к твоему сведению, не медвежатник.

– Пусти-ка…

Белобрысый завладел проволокой.

– Учись, дядя, пока я жив!

Замок с громким щелчком отомкнулся.

– Могёшь, Ботаник! – одобрительно кивнул Виктор. – Хорошо вас в конторе учат. А стену можешь рукой пробить? [10] Намёк на сцену из советского кинобоевика «Не бойся, я с тобой».

– Да пошёл ты… остальные тоже открывать?

– Сначала те две! – девушка кинулась к клеткам, где пританцовывали от нетерпения партизаны. – Это наши друзья… в смысле – такие же, как мы, пленники.

– Друзья, говоришь? – Белобрысый с весёлым недоумением взглянул на смятую, с синим верхом и малиновым околышем, фуражку. – Ну, здорово… коллега!

– Какой я тебе, нахрен, коллега? – огрызнулся Чекист. – Давай, открывай, а там разберёмся.

Замки сопротивлялись чуть дольше. Минуты через три все четверо «партизан» оказались на свободе. Чекист недоверчиво разглядывал новых союзников, Мессер бросал жадные взгляды на нож в руках Виктора, Мехвод, оглядевшись, принялся отдирать от стены деревянный брус. Что касается Хорька – он незаметно шмыгнул в угол и там затаился.

– Решили, что с этими делать? – Ботаник кивнул на «зеленушек». Те, почуяв неладное, облепили решётки и жалобно поскуливали, наблюдая за происходящим.

Из-за двери донеслись торопливые шаги, и на пороге возник уборщик. Бледный, с дрожащими губами, в глазах – паника.

– Сюда идут! – Он едва не рыдал. – Блудояр и с ним ещё пятеро, минуты через две будут здесь! Скорее, по клеткам, может, не заметят, что открыто…

Виктор и Чекист переглянулись. Мессер длинно выругался, Мехвод пожал плечами. Ботаник, широко улыбаясь, молчал.

– Нет, парень… – командир «партизан» с хрустом размял пальцы.

– Никуда мы прятаться не будем. Парни, вооружайся, кто чем может!

– Перо, перо, в натуре, дай, дядя! – Мессер метнулся к Виктору. Тот сунул ему рукоять в ладонь и чернявый показушно крутанул нож между пальцами.

Глаза у Мессера истерично блестели, он то и дело облизывал обмётанные губы.

От могучего пинка дверь с треском распахнулась.

– Приканали, петушьё? Ща я вас пошинкую, век воли не видать!

– Это что у нас тут, побег? – ответил знакомый глумливый голос.

– На волю намылились, лошары? А разрешения спросить?

– Я не с ними, не сними!

Хорёк, пронзительно вереща, кинулся к тюремщикам, оскользнулся на каменном полу и покатился Блудояру под ноги.

– Заставили! Угрожали! А этот, который полы моет, с ними заодно! Он, он девчонку из клетки выпустил!

Чекист пустил между зубов длинный, полный презрения, плевок. – Ну, Обрез, как в воду гля…

Окончание фразы утонуло в оглушительном мотоциклетном треске. Лиска испуганно обернулась – посреди подвала стоял, широко расставив ноги, Виктор. В руках его рычала, плюясь сиреневыми струйками гари, бензопила.

– Вот мы и на месте!

Бич потопал по щелястым доскам палубы и потянулся, хрустнув суставами:

– В моём-то возрасте три часа веслом махать – нет уж, хватит с меня такого счастья! А вы, парни, чего встали? Швартуйте уже это корыто!

Егор с Умаром дружно подхватили пирогу и втащили на дощатый слип.

– И он ещё жалуется! – Коля-Эчемин присел и стал осматривать борта судёнышка. – Чтоб я ещё хоть раз повёлся на твои уговоры…

– Я вас умоляю, Коля! Шо опять не так с вашей шаландой? лениво осведомился Бич.

– Он еще спрашивает! Кто врал, что будете налегке? А у самих центнер барахла!

– Не преувеличивай, какой ещё центнер? Шестьдесят кэгэ на троих от силы.

Бич принял у Умара рюкзак. Его «Ермак», весь в свежих, криво нашитых заплатах, уже стоял на дебаркадере.

– Всё равно, я вам что, баржа? У меня триста пятьдесят предельная загрузка, с пассажирами! А вы – вон, какие лоси!

Каякер явился на его «вызов» к полудню – один Лес знает, как он успел за такой срок проделать путь от Нагатинского затона, мимо Чернолеса, минуя Большой Каменный мост с гнездом гигантских выдр и «вонючие заросли» Крымского моста. Пассажиров – Бича, Егора и сильвана – он подобрал на набережной напротив Новодевичьего Скита, и всю дорогу брюзжал по поводу чересчур большой осадки перегруженной пироги.

Они переночевали на Поляне Серебряный Бор (егерь показал себя сущим тираном, не позволив никому поучаствовать в празнестве по случаю прибытия очередной партии замкадных «эмигрантов») и к обеду следующего дня уже подгребали к Речвокзалу.

Коля-Эчемин поковырял пальцем берестяной борт.

– Ну, вот, пожалуйста: в трёх местах царапнули! Ещё бы чуть- чуть – и насквозь.

– Ладно, не ворчи, Плывущий Человек! – добродушно отозвался егерь. – Всё же обошлось, верно? Цела твоя пирога, и мы целы, даже ног не замочили!

«Эчемин» на языке индейцев племени наррангасет означало «Человек, плывущий на лодке». Опытный каякер, прошедший самые заковыристые сплавные маршруты планеты, Коля как многие в среде экстремалов грезил Московским Лесом – и однажды бросил всё и подался сюда, решив сыграть в рулетку с Лесной Аллергией.

И – выиграл. В прежние годы он всерьёз увлекался индеанистикой, регулярно посещал фестивали, которые устраивали поклонники образа жизни коренных американцев. Оказавшись в пределах МКАД, он вскорости пристал к Пау-Вау, большой общине «индейцев», съехавшихся в Лес со всех концов света.

С ними Коля провёл больше года. Получил новое имя «Эчемин», обзавёлся ножом «бобровый хвост», мокасинами, штанами и рубахой из оленьей замши. Но на месте не усидел – построил своими руками пирогу из древесной коры и сменил типпи на бурную, полную приключений жизнь полноправного члена сообщества речников, истинных хозяев водных артерий Московского Леса. С Бичом он был знаком давно, и тот не раз оказывался пассажиром в его стремительном, лёгком, как перо, судёнышке.

Егор перетащил рюкзаки на дебаркадер, устроился рядом с напарником и принялся изучать пейзаж. Набережная тянулась на полторы сотни метров по обе стороны от здания с адмиралтейским шпилем и колоннадами ротонд. У потрёпанного временем и непогодой бетонного причала доживали свой век круизные речные теплоходы. К самому большому, «Президенту», выполняющему роль дебаркадера, они и пришвартовались. Дальше стоял «Две столицы», служивший плавучей гостиницей. Речвокзал, как и Главное Здание МГУ, была своего рода «экстерриториальным владением», свободным от беспощадной Лесной Аллергии. Щадила его и порождённая Зелёным Приливом растительность – лишь один из приткнувшихся к пирсу теплоходов, тот, что стоял за невидимой границей «зоны влияния» Леса, зарос лианами и ползучим кустарником так, что походил то ли на островок, то на в замшелую спину выбравшегося погреться на солнышке ихтиозавра.