Борис Батыршин - Клык на холодец

– Эта… – Чекист почесал в затылке. – Типа, такой ритуал? Нам тоже так сесть?

– Так уж и быть, стой. – махнула рукой девушка. – Впрочем, можешь сесть, если есть охота. Он просто захотел напоследок на вас посмотреть – вот и пришёл.

Чекист немного подумал, крякнул – и уселся напротив гостя, и неловко повторив его жест – руки ладонями вверх. Яцек у него за спиной, не сдержавшись, фыркнул, и командир партизан поспешно положил руки на колени.

Егор, наблюдавший за этой пантомимой, мог поклясться, что в глазах-изумрудиках мелькнули смешливые искорки.

– Он говорит – продолжила Лиска, – после того, как мы уйдём, стая покинет Грачёвку. А когда Мёртвая Плешь зарастёт – вернутся. И просит, чтобы люди тоже возвращались: говорит, место тут хорошее, вместе будут жить, помогать друг другу.

– Мы передадим. – согласился Чекист. – Уж не знаю, захочет ли кто-нибудь…

– Обязательно захочет. – отозвался Бич. Он только-только продрал глаза и отчаянно зевал. – Место вон, какое, козырное! Вода рядом, дома хорошие, если Лес позволит, целыми достоят, усадьба…

Пёс, услышав егеря, коротко тявкнул.

– Да это же мой приятель!

Он присел перед псом на корточки.

– Ну, давай здороваться. Это ведь ты нас встретил у «лебедя»?

Пёс приоткрыл пасть в подобии улыбки и протянул человеку огромную лапу. Бич взял её, потряс.

– Слышь, подруга, а где кутёнок-то? – осведомился Чекист. – Которого ты из подвала вынесла? Я думал: с собой заберёшь, вон, как ты с ним носилась…

Он так и сидел, не зная, что делать: то ли вставать, то ли оставаться на месте.

– Я хотела. – вздохнула Лиска. – Не позволили. Вот он и не позволил.

И кивнула на Лешачонка. Тот не шевелился, словно диковинный предмет садового декора, вроде керамических гномов.

– Объяснил, что щенки – будущее Стаи. Без них им и жить-то незачем. Вот вырастет, заматереет, оставит потомство – тогда пусть…

Лешачонок с деревянным скрипом повернул голову. Девушка встрепенулась.

– Да, тут вот ещё какое дело: пёс, этот самый, хочет пойти с вами.

– Это ещё зачем? – насторожился Бич.

– Они считают, что предназначение собак – жить с людьми. Неважно, как: Стаей возле человеческого поселения, во дворе, охранять жилище, или бродить по Лесу с охотником. Главное – чтобы рядом с людьми. И помогать.

– Вон оно как… егерь выглядел озадаченным. – Так он со мной хочет?..

– Он сам выберет, с кем. Если вы согласны, конечно.

Егерь обвёл взглядом спутников. Чекист пожал плечами, Ева саркастически усмехнулась, Егор неподвижно стоял, скрестив руки на груди. Что касается Мессера, то он, на всякий случай, спрятался за спину ничего не понимающего Мехвода.

– Ну, пущай. Скажи ему…

Пёс, похоже, и сам всё понял. Он по очереди подошёл к каждому, обнюхал – и потрусил к груде веток, на которой лежал, укрытый плащ-палаткой, Виктор. Принюхался, лизнул шершавым розовым языком почерневшую от яда руку – и улёгся рядом, положив большую кудлатую голову на колени.

Лешачонок посмотрел на Лиску – и кивнул, спрятав глаза-изумрудики за неровными, словно лохмотья лишайника, веками.

– Он говорит: Пёс выбрал того, кому больше всех нужна помощь.

Как ни старались Мехвод с Сапёром, которым Ева доверила нести своего пациента, Виктор по дороге несколько раз терял сознание. Действие микстуры заканчивалось – голова кружилась от боли, кисть мучительно дёргало, от неё расползался вверх, до самого плеча, обессиливающий сухой жар. Уже на перроне, сплошь затянутом диким виноградом и ползучим плющом, она снова осмотрела его руку, и Виктор ясно уловил в синих глазах беспокойство.

– Ева… простите, не знаю, как вас по отчеству?

– Что за вздор, незачем…

Она отвернулась и зашарила в нагрудном кармане штормовки в поисках портсигара. Виктор уже знал, что его спасительница дымит не хуже Лёхиного паровоза.

– Ева, с рукой совсем худо?

– Врать не буду. – Она достала папиросу-самокрутку и постучала мундштуком по сгибу указательного пальца. – Руку не спасти, но если вовремя довезём – будешь жить.

– Довезёте? Куда?

– По-хорошему, надо в больницу, и сразу на операционный стол. Только вот с больницами у нас беда, единственная – в МГУ, на Воробьёвых. Пока доедем, некроз поднимется выше локтя, придётся отнимать руку по плечо. А если не отнять – загнёшься через пару дней, и никакие слизни не помогут.

– Что же делать? – беспомощно спросил Виктор. С потерей кисти он уже смирился, но чтобы всю руку?..

– Есть вариант.

Ева крутанула колёсико «Зиппо». Виктор поднял брови – ему говорили, что в Лесу нефтепродукты долго не живут, превращаясь в комковатую негорючую слизь.

– Биоэтанол. – женщина поймала его удивлённый взгляд. – Фермеры гонят из пальмового масла. Ещё биодизель, на нём дрезины бегают.

Она глубоко затянулась и выпустила клуб голубоватого дыма.

– Дядя Вова предлагает отвезти тебя в Боброхатки. Это фермерский посёлок на Лихоборских прудах, тут, недалеко. У него там крепкие завязки – встретят, помогут. А уж под крышей, в спокойной обстановке, я с твоей рукой как-нибудь разберусь. Придёшь в себя, отлежишься…

Виктор принюхался – сорт табака был ему незнаком. Душистый, сладковатый, он напоминал дорогой трубочный «Кавендиш».

«…а может, местный самосад?..»

– Простите, нельзя ли…

«Докторша» покосилась на него:

– А надо? Ты не подумай, мне не жалко…

Виктор сглотнул внезапно набежавшую слюну. Курить захотелось нестерпимо. Когда-то, ещё до несчастий, постигших его семью, он сумел избавиться от пагубной привычки, на зоне закури, снова – и перед самой отправкой в спецсанаторий решил завязать с табаком окончательно.

И вот теперь эта затея имела все шансы накрыться медным тазом.

От искушения его спасли егеря. С помощью «партизан» они водрузили тяжёлые носилки на платформу. Пёс (он всё это время сопровождал его) обнюхал все углы нового пристанища, и улёгся в ногах. Бич, покопавшись в карманах, извлёк маленькую плоскую фляжку с коньяком – к удивлению Виктора, Ева, только что вколовшая ему дозу обезболивающего, и не подумала возражать.

– Палыч, тут такое дело… – начал дядя Вова. – Как дальше-то жить собираешься? Ты не обижайся, мы всё понимаем…

Виктор пожал плечами. Как устраиваться в чужом, незнакомом мире без руки, он не представлял совершенно.

Правда, есть Яська. Девчонка не отходила от носилок ни на шаг: кричала, скандалила на все попытки её прогнать, и лишь после долгих уговоров согласилась отнести в Лосинку сообщение о прибытии «зеленушек». На прощание – чмокнула его в небритую щёку и шепнула: «не бойся, я буду о тебе заботиться!»

Это было чудесно и трогательно – тем более, что Яська, кажется, неплохо устроилась в Лесу и вполне могла бы прокормить инвалида- отца. Но Виктор и в мыслях не допускал, что будет сидеть на шее у дочери. Рука, или не рука – нет, это не для него. Что-нибудь придумается…