Борис Батыршин - Клык на холодец

Нгуен сделал вид, что ничего не слышал – маленький, щуплый, в неизменной соломенной конической шляпе и с карабином «Тигр» на плече. «Засланец» же, выслушав предупреждение Бича, задумался. На вьетнамца-провожатого он косился с опасливым уважением.

Проводы заняли не более четверти часа, и дрезина покатила дальше, мимо небоскрёбов Москвы-Сити, через Добрынинский мост – и притормозила напротив Сетуньского стана.

Машинист-путеец высунулся из будки:

– Ну что, баламуты, здесь сойдёте, или везти до Лужников?

– Высади чуть подальше, на Бережковской набережной. – отозвался егерь. – Оттуда как-нибудь дотопаем.

Дрезина проехала ещё около километра и остановилась возле индийских башенок Лужнецкого моста. Напарники сбросили с платформы сильно полегчавший багаж, расплатились с путейцем, помахали руками караульным-сетуньцам – и неторопливо пошли по тропе, тянущейся вдоль улицы Косыгина. Егор шагал легко, весело впереди, над густыми купами Мичуринского сада, возвышался, маня усталых путников, знакомый шпиль ГЗ.

– Знаешь, что я думаю, Студент? – заговорил идущий следом егерь. – Мы о нём ещё услышим.

– О ком, о Ботанике?

– Да. И о прочих грачёвцах тоже.

Егор остановился. На лице его было написано недоумение.

– Погоди, я что-то не понял… Нгуен же уверял, что дважды попасть в один и тот же Разрыв почти невозможно. Они, вроде как открываются на какое-то время – а потом схлопываются, уже навсегда?

– «Почти» не считается, тем более, здесь, в Лесу. Вот увидишь, Студент: это не последняя наша встреча, клык на холодец!

– Не люво, не хлухай, а ввать не мехай – Мартин зубами вытаскивал пробку из очередной, третьей по счёту бутылки.

Егерь поморщился. Лысый пьянчуга хлестал коллекционный "Спарапет" как самогонку, по полстакана залпом. Увидь это дядя Рубик – сначала бы поседел окончательно, а потом свернул бы варвару его тупую башку.

– Вот ты говоришь, Щукинская Чересполосица… – Мартин опрокинул стакан, шумно выдохнул, и закурил. – Жил я там, давно, до Прилива, пока на Соколиную не перебрался. Женщина была одна… Такие сиськи, м-мух… Бич, ты любишь баб с вот такими сиськами?..

Егерь мужественно молчал. Отвечать было себе дороже заведётся, начнёт троллить, а информации в итоге ноль. А ведь именно ею, информацией, Мартин набит под завязку – правда, поди, пойми, где пьяный бред, где пустые сплетни, а где жемчужина в куче известно чего. Что ж, при необходимости можно и проверить – на своей шкуре, не на чужой…

– … куролесили мы с ней – я, молодым, любил это дело…

– А сейчас, значит, разлюбил? – не сдержался Егор. Любвеобильность приблудного алкаша, как и популярность его среди бестолковых первокурсниц стали в ГЗ притчей во языцех.

– Так ведь, Студент, всё по взаимному согласию. Они мне, значит, любовь, а я им – иммунитет к эЛ-А.

Егор хотел, было, сплюнуть с досады, но удержался: всё-таки кабинет начальства, пусть это начальство и бухает сейчас вместе с подчинённым.

– Послушайте, мне кто-нибудь, наконец, скажет: правда это, или досужие слухи?

– Есть многое на свете, друг Гораций… – Мартин прищурился – Главное, что они в это верят. Так о чём мы… а, да. Щукино. Там ещё в ранешние времена интер-ресные вещи творились. Иду я как-то домой – ну, принял, конечно, не без этого – и решил добавить. Взял в магазине через дорогу пару банок джин-тоника – ты, Студент, такого не помнишь, а вот Бич с Гошей наверняка…

Егерь с лешаком синхронно кивнули.

– Выхожу я, значит, на набережную у шлюзов – променад там такой, розового гранита – сажусь на скамеечку. Закат красивый, рыбки плещутся, – прихлёбываю потихоньку. Хорошо так посидел, отмяк душой и телом – пора благоверной ползти. Практически на эшафот. Не любила она Пампу, то есть, меня, пьяного…

– Какую пампу? – Егор потерял нить алкогольного повествования.

– Не, не, ты слышал? – Мартин потряс пальцем где-то между Гошей и Бичом. – Нонешняя молодёжь ваще ничего не соображает. Ну, ты-то хоть, лешак, скажи, – трудно, матьиво, быть богом?

– Эххх… – огорчённо проскрипел Гоша. – Кто сейчас Стругацких помнит? Ты да я, да мы с тобой…

По заросшей корой физиономии было угадать реакцию непросто, но в целом, лешачиная мимика демонстрировала полнейшее сочувствие. Егерь тоже кивнул и пробурчал что-то вроде "К чему вам подорожная…»

– Дорожка от променада к дому известная, сто раз хоженая, пять минут до подъезда. Однако… – филолог замолк и протянул Гоше стакан. – Плесни…

Про этот стакан ходили легенды: когда грянул Зелёный Прилив, Мартин, убегая со своей Соколиной, прихватил единственное дорогое. Так и явился в ГЗ, сжимая в ладони шестнадцатигранного друга. И с тех пор пил только из него, принципиально игнорируя другую посуду.

– …так я по этой дорожке, мать её несуразную, полчаса шагал. И где-то по дороге хвои в капюшон куртки насыпало. Отродясь там ни ёлок, ни сосен не росло, клёны да тополя! А ты говоришь – насекомые, деревья…. Я полчаса шёл заместо пяти минут! И хвоя, поэл? Херня эти твои Разрывы…

– Хочешь сказать, что Зелёный Прилив начинался постепенно, уже тогда? – Бич тоже пригубил рюмку. Нет, ну действительно, изуверство: так жрать армянский нектар!..

– Я хочу сказать…

Коньяк брал своё – язык у Мартина уже заплетался.

– Я хочу сказать, что эти ваши «Разрывы», они же «червоточины», имеют в районе Щукина чр-рез-вычайно плотную кон-цен-тра-цию. Спросишь, куда они ведут? Да вот хрен его знает. Тебе куда надо? Эээ… может, в другие Леса. Тоись, дурак ты мой родной, Леса, в сущности, есть единый Лес, понимаешь, бестолочь? Хотяааа…

Он совсем поплыл.

– Тут дело такое… я ж говорю – куда тебе надо? А то, понимаешь, выдумали – гайками кидаться! Гайки, мля… они ещё неизвестно куда заведут, гадай потом…

Он, шатаясь, поднялся со стула.

– Ща, минутку…

Назад Мартин вернулся довольно быстро – освежённым, с мокрым воротником. Плеснул себе, игнорируя собутыльников, коньяку, опрокинул, и продолжил почти трезвым голосом.

– Имейте в виду: Щукино не единственное место с "норами". По крайней мере, парочка есть в Измайловском парке, и ещё штук пять разбросаны по совсем уж неожиданным местам. На Рижской, например, в метро, аккурат между второй и третьей нишами на платформе по ходу из центра… жёлтенькие такие… коричневые…

– В Измайлово точно есть. – внезапно встрял молчавший доселе Гоша – Только туда не пройти. И на Новослободке, в парке, у трамвайного круга.

Лешак обычный алкоголь не употреблял – предпочитал настойку собственного изготовления, на спорах жгучих дождевиков. Развозило его при этом не хуже, чем от самогона.

– …а ещё – на Чистых прудах, у памятника Чернышевскому. Да много где, только в путь…