Игорь Азерин - WW III. Операция «Эпсилон»

Мало того, у него возникла сумасбродная идея – сфотографировать ядерный взрыв, и она влекла его не вниз по склону, а обратно, к гребню. Интерес и тщеславие оказались сильнее страха. Эти снимки потом будут пожирать глазами… будут водить по ним пальцами те, кто останется живым, может быть, десятки и сотни поколений людей… людей-мутантов или как они там будут называться. Можно прославиться, как Ник Ут 23 23 [23] Ник Ут – фотограф, фотокорреспондент; вьетнамец по происхождению, но эмигрировал в США, там работал и прожил большую часть жизни. Известность ему принесла фотография вьетнамской девочки, спасающейся от напалмовой бомбардировки проамериканской авиации. . Это шанс для славы – славы, которая надолго переживёт его. И Лазарев, скинув рюкзак, устремился к гребню хребта.

Между тем вслед за первым взрывом, последовал второй, третий, четвёртый… больше десятка точно. Когда Лазарев оказался на гребне, то увидел совершенно невероятную картину: примерно дюжина грибообразных «протуберанцев» вздымались над горизонтом от северо-востока до северо-запада. И прямо на глазах у Сергея разгорались ещё три термоядерных шара. Наверное, на каждый из них в отдельности с такого расстояния можно было бы смотреть через затемнённые очки или хотя бы прищурившись, но их одновременная светимость была такова, что даже кожей лица чувствовался жар. Опасаясь ожога, он присел, укрылся за гребнем. Потом осторожно поднял руку с фотоаппаратом – ей не причинили вреда лучи далёких вспышек. Тогда он медленно стал подниматься, прищурившись и глядя в видоискатель камеры.

Один из взрывов произошёл точно там, где по прикидкам Сергея располагался Иркутск. Склонив голову, чтобы не ослепнуть, он фотографировал его с третьей или четвёртой секунды от начала реакции. Заряд сработал на высоте нескольких километров – это очевидно, иначе вспышка не была бы видна за отдалёнными холмами. Ударная волна в виде быстро раздувающегося громадного пузыря колыхнула дымовую завесь над городом. Почти чёрный гриб из наэлектризованной пыли и пепла сначала просто материализовался на месте ослепительного огня, а затем стал вытягиваться, при этом остаточное облако ещё примерно минуту полыхало багровыми языками пламени.

Лазарев снимал около четверти часа, успев поменять заполненную карту памяти. Пронеслись ударные раскаты, далёкие грибообразные столбы пепла и пыли уже не росли так интенсивно, как сразу после своего появления – они почти застыли.

Сергей сел на землю. Сел обессиленно, грузно, уронив руку с фотоаппаратом на бедро. Происходящее казалось ему галлюцинацией. Три четверти мира, если оглядеться, совершенно обычные: голубое небо, светлые облака, ослепительное солнце, темный Байкал, жёлтыми и бурыми пятнами распласталась тайга в подножиях гор, а четверть мира (с севера на запад) – похожа на акварельный рисунок: размытый серо-голубой горизонт, над ним – около двух десятков грибов, выведенных неуверенной дрожащей рукой, выше – небо с грязно-серыми облаками. Фантасмагория.

Так, плохо осознавая себя, сомневаясь в реальности происходящего, Сергей сидел несколько минут. Потом поднял к глазам бинокль… но скоро опустил его: из-за поднятой ударными волнами пыли и разнесённого дыма даль утонула в серо-синей пелене.

Вновь он вспомнил о квартире, о вещах, что в ней остались, о деньгах. «Но какие снимки я сделал! – будто компенсируя мысли о потерях, подумал Лазарев. – С такими снимками, пожалуй, можно рассчитывать на славу и хорошие гонорары: лишь бы Америка не сильно пострадала от какой-нибудь „Сатаны“ или „Тополя“. Но у Америки защита лучше. С её технологиями и с готовностью к заскокам кремлёвских вурдалаков она должна уничтожить большую часть их ракет. Да половина этих „Булав“ и „Тополей“, как водится, сразу после старта посыпалась, наверное, на головы тех, кто их запустил. Может быть, и на Иркутск такая вот „булава“ упала, а потом скажут, что Америка город уничтожила. „Протоны“ у них падают, „Булавы“… Страна-бензоколонка. Импортные запчасти с некоторых пор перестали на бензоколонку завозиться, а своё, что-нибудь стоящее, отродясь делать не умели. Всю свою историю воровством жили. Ракетостроение у немцев украли, атомную бомбу – у американцев, водку – и ту у поляков спёрли».

Сергей поднял взгляд к приближающимся серым облакам, потом встал на ноги, резко развернулся лицом к Байкалу – и заспешил вниз по склону.

Менее чем через час (в начале третьего) он был на берегу озера.

Строения турбазы и пристань с баркасом Лазарев увидел ещё со склона прибрежного хребта, слева по ходу движения, но сворачивать к ним не стал. На берег он вышел примерно в версте от пристани. С этого места было видно, что ближайшее радиоактивное облако одним краем уже нависло над озером, правда, намного дальше турбазы. Остальные пока видны не были – всё-таки обзор здесь был сильно ограничен, в отличие от высотных точек наблюдения в горах. Осмотревшись, Лазарев направился к Ушкани.

Немного не доходя до урочища остановился, чтобы посмотреть в бинокль. Ничего особенного тут не происходило. На пристани несколько человек сгружали с баркаса пустые пластмассовые бочки и коробки; в коробках, наверное, были продукты, потому что среди них было несколько упаковок с лимонадом. Две собаки лежали у самой воды. Лазарев опустил бинокль и снова зашагал.

Прошёл мимо двух ближайших построек и деревьев, расположенных у самого берега, но людей тут не было. Пару деревянных домов на прибрежном склоне разделяла длинная беседка со столом и скамьями. Шагов через семьдесят, у самой воды, росли два раскидистых дерева с длинными гибкими ветвями, а рядом стояли три машины. Он проследовал мимо. На дороге, ведущей от берега к дальним строениям урочища, метров за сто до пристани, вели беседу трое мужчин, при этом один из них говорил громко и много жестикулировал, указывая то на пристань, то на горы. Двое были в возрасте, а третий примерно одних лет с Сергеем или моложе. Лазарев направился к ним.

До троицы оставалось шагов пятнадцать, когда молодой указал товарищам на Сергея: те обернулись. Спустя пару секунд, один их них спросил:

– А вы кто? откуда? Здравствуйте.

Прибежавшие от пристани собаки (заметившие чужака раньше людей), устремились к Лазареву с весёлым лаем.

– Фу! Шнур, Друг, фу! Свой! Не бойтесь, не укусят. Идите сюда. Не бойтесь.

Собаки забегали вокруг Лазарева, не приближаясь к нему ближе чем на полтора-два метра.

Сергей, смущённо улыбаясь, подошёл и остановился в двух шагах от мужчин:

– Здравствуйте. Я оттуда, – держа руки на лямках рюкзака, он повёл головой влево, указывая на запад и береговую линию, уходящую к Ангаре и Иркутску. – Через горы шёл. Никогда раньше здесь не был.