Игорь Азерин - WW III. Операция «Эпсилон»

– А?.. Нет, мы не от линии уличного освещения питались. Ты что, Михалыч? У нас отдельный кабель от ТПС 45 45 [45] ТПС – трансформаторная подстанция. . А питание перестало поступать и к нам, и на улицу одновременно. Это ТЭЦ накрыли, точно. Или высоковольтную линию. Не суть важно.

На несколько секунд повисло молчание, потом Калинин спросил майора:

– Твои где?

– Родня? В Белгороде. Я же в разводе три года. И сейчас жалею об этом меньше… – он запнулся на мгновение, – чем раньше. Белгород не тронут. Что там есть?

– Ничего нет?

– У нас в области сельское хозяйство в основном, а производство при Ельцине разбомбили сами. Хотя его особо и не было, – он помолчал, потом утвердительно сказал. – Нет, Белгород не тронут. Не будут американцы зря свои ракеты расходовать на нас.

Разговор прервался. Калинин занимался рабочими обязанностями, то и дело возвращаясь мыслями к своей семье. Внутреннее напряжение не отпускало. Он ждал с нетерпением возвращения Мацкевича, но тот отсутствовал дольше, чем обычно. Краницкий возвратился прежде.

– Сотовую связь вырубили начисто, – сообщил начальник режима с порога. – Вообще тишина, как будто в телефоне симки нет. Даже службу спасения не вызовешь. Хорошо хоть сообщения о воздушной тревоге успели дать. В городе мрак. Только сигнализация машин работает – орёт и габаритами моргает. Я свою выключил совсем, она на улице стоит. Кто хочет, может подняться и выключить свои. Твой «рейнджровер» в подземке, Михалыч, уже замолчал, но свет включает время от времени. А Мацкевич где?

Калинин хотел ответить, но Краницкий тут же продолжил свой рассказ.

– Да, мужики, … (долбануло) мощно! Вы тоже наверное слышали? Здесь тряхнуло? Я на КПП был. Земля подпрыгивает, всё трещит, трясётся! Стёкла не выбило. Я думал стёкла вылетят. И грохот! Похоже на гром, когда в километрах в пяти … (бабахает). И это далеко. Говорят, километров сорок до нас, не ближе. Бабы с детьми как ломанутся через турникеты! Разве остановишь людей в такой момент? Крик, плач. Я сам чуть не … (испугался).

– Что, пустили людей?

– Пустил, конечно! – Краницкий махнул рукой, садясь за пульт. – Они сами забежали на территорию. Да я что? Гнать их? Мужики говорят – если не пустите, мы уйдём. А этих арестовывать мне, что ли? Пустил, отдал распоряжение караулу. Не американские же шпионы, … (итить). Пусть в убежище сидят. Хотя… если все так своих будут приводить… не знаю, где размещать. У нас жратвы припасено на две недели из расчёта по штату. Вода-то из скважины, хорошо хоть додумались так сделать.

– Эвакуировать должны людей же, – сказал полувопросительно Калинин.

– Должны…

Краницкий был непривычно возбуждён, скор в речи, выражался матом. Таким его Калинин видел впервые. В прежней повседневности начальник режима казался основательным, степенным, выбирающим выражения. Старался держать дистанцию с людьми и, очевидно, хотел отличаться от других. Теперь он выглядел немного не в своей тарелке. Он был службистом, работал всю жизнь в режиме, в чёткой иерархии. А иерархия в эти минуты вроде как перестала существовать, ощущение тыла исчезло – и Краницкий немного растерялся.

Величко, перекинувшись несколькими фразами с Краницким, стал вносить записи в журнал дежурства, а начальник режима взялся отчитывать по селектору кого-то из техников за то, что тот укрылся в убежище, не выполнив требований служебной инструкции. Калинин продолжил заниматься своей работой.

Возвратился Мацкевич.

– Ну, что там говорят? – спросил подполковник, едва тот вошёл.

– Да-а… – протянул помощник, подходя к своему месту. – Плохи дела, говорят.

– А конкретней можешь? – Калинин немного развернулся в кресле к нему.

Мацкевич сел, покивал головой и, посмотрев на Дениса Михайловича, произнёс:

– Могу.

И действительно, он в курилке словно опрос провёл. За двадцать минут выкурил четыре сигареты, завёл новые знакомства, обменялся сведениями, узнав от более информированных собеседников подробности часа Х.

Тремя коридорами с запада пробивались в глубину российских просторов американские крылатые ракеты и авиация. Удары исходили из района Средиземного моря, польско-прибалтийского направления и с севера Скандинавии. Со средиземноморья, через Турцию и Украину в качестве носителей ракет, действовала в основном авиация и надводные корабли. От Польши, Румынии, юга Прибалтики нападение велось средствами дальней и средней авиации, базирующейся в Германии, Италии, Бельгии, а также ракетами. С северо-запада велись пуски крылатых ракет подводными лодками США и авиацией с английских аэродромов. Крылатых ракет воздушного базирования и их носителей у США оказалось неожиданно много и, как уже давно указывалось российскими военными, пусковыми установками послужили комплексы противоракетной обороны третьего позиционного района.

В самых западных областях – например, в Белгородской, Смоленской, Курской, Ленинградской, Мурманской – уже менее чем через час после начала атаки подверглись удару почти все крупные объекты промышленности – электростанции, металлургические заводы, склады и распределительные пункты продуктопроводов. По объектам в городах американцы били ядерными боеприпасами малой мощности. Скажем, предприятие «Смоленский завод радиодеталей» был поражён зарядом в две килотонны, взорванным на высоте не более ста метров. Завод «Точлит» в Пскове уничтожался пятью килотоннами, а два главных предприятия Воронежа, авиационное и металлургическое, – трёхкилотонными зарядами. Мощность зарядов определялась на основании таблиц параметров вооружений НАТО и докладов с мест, и имела характер предположений.

Такая тактика уничтожения важнейших производств явно предполагала малые разрушения, но распространение паники. Также в приграничных областях и в Калининградской области враг активно применял нейтронные боеприпасы по объектам противоракетной и противовоздушной обороны. Связь с большинством поражённых таким способом объектов была полностью прервана.

Неожиданно выяснилось, что по Москве практически и не было ударов. Хотя бреши в обороне города были пробиты, но не особо массированные атаки скорее выглядели прощупыванием защитных редутов. Вокруг столицы расположены самые мощные позиции противоракетной и противовоздушной обороны – фактически четверть всего оборонительного потенциала, – но выходило так, что эта мощь почти не использовалась. По крайней мере, в защите страны целиком она как бы и не участвовала. А если учитывать, с какой скоростью из общего информационного и оборонительного поля выпадали большие куски государства, то роль московской защитной группировки в общей обороне быстро теряла своё значение.