Борис Батыршин - День ботаника

Забрал – значит, судьба такая!

– Именно, так. Судьба.

«…извините, Рубен Месропович. Не хотелось вас обманывать, а иначе никак. Не могу я правду рассказать – не остановится твой „солидный заказчик“, другого пошлёт…» – Ладно, Бич, иди, опробуй свою игрушку. И возвращайся через полчасика – сегодня кололак [8] Армянский суп с бараньими фрикадельками. будет, долма̀ – нельзя, чтоб остыло!

– Взгляните, молодые люди: не правда ли, замечательные создания?

Прямо перед Егором сидела тощая девица с волосами, собранными в конский хвост, как и все вокруг, в белом лабораторном халате. Он поморщился – студентка пользовалась приторными духами с цветочными нотками и несколько… переборщила. Приходилось терпеть.

В стеклянном ящике на столе молниями метались крохотные белые комочки.

– Какие лапочки! Какие крохотулечки! – защебетали студентки. Действительно, создания едва-едва дотягивали до половины размера обычной мыши – сантиметра по три вместе с хвостом.

– Срок жизни среднестатистической особи составляет год-полтора. А у этих – три дня! Всего три дня, на весь жизненный цикл – рождение, размножение, смерть. Вы понимаете, что это значит?

– Бедняжки так быстро умирают? – горестно ахнула девица с конским хвостом. – Ой, как жалко!

Судя по выражению лица профессора, он с трудом удержался от экспрессивной лексики. – Вы, барышня, что-нибудь слышали о дрозофилах? – Ну… это мушки такие, да?

– Замечательно! – саркастически рассмеялся Симагин. – «Это такие мушки»! Положительно, вы не зря занимаете место на Биофаке. Может, заодно, поведаете и о том, какую роль эти «мушки» играют в генетических исследованиях?

На студентку жалко было смотреть. Казалось, если профессор скажет ещё хоть слово – она разрыдается. Но Симагин уже сменил гнев на милость.

– Вдумайтесь: теплокровные млекопитающие с бешеным метаболизмом, причём поколения сменяются раз в сутки! Потому я и дал проекту название «Однодневки». Теперь, когда мы добились успеха, учёные получат возможность работать с генами млекопитающих со скоростью, ранее доступной только на дрозофилах! Это переворот, молодые люди, и он стал возможен благодаря работам нашей лаборатории с биоматериалом, полученным в Лесу. И это лишь первый шаг в программе, цели которой я пока не вправе раскрыть!

Прозвенел звонок с пары, мыши заметались ещё сильнее, превратившись в размытые белые полоски. Студенты уже поднимались с мест. Девица с конским хвостом встала, отодвинула стул, повернулась и нос к носу столкнулась с Егором.

– Простите, а вы… я вас не знаю! Из какой вы группы?

Лицо у неё было вытянутое, с тяжёлой челюстью и длинным носом. Такие лица обычно называют лошадиными.

– Моё имя Егор. А у вас замечательные духи… это ландыш или вербена?

Девица кисло улыбнулась.

– Ландыш.

«… и зубы крупные, как у кобылы…»

– Видите ли, Катя, мне бы хотелось… вас ведь Катей зовут?

– Откуда вы знаете?

Егор пожал плечами – с лёгким намёком на многозначительность. На этот раз лошадиная улыбка была шире.

«…как же не знать, если на халате, на месте, где у женщин обычно бывает бюст, у тебя выведено „Екатерина Смольская, гр. 103“?..»

– …так вот, Катюша, мне необходимо уточнить кое-что насчёт несчастного юноши, вашего однокурсника.

– Конкина, что ли? Да, ужас – вчера только был на занятиях и вдруг… а вы, значит, следователь?

В глазах биологички мелькнуло жадное любопытство. Продолжая говорить, она как бы невзначай оттёрла Егора от сокурсниц.

Егор усмехнулся – про себя, конечно. История, старая, как мир: ухватить новость погорячее и хвастаться перед подругами. Иные вещи не меняются, даже когда мир вокруг встаёт на дыбы.

Вместо ответа Егор неопределённо пожал плечами.

– Вижу, вы были с ним хорошо знакомы? Не уделите мне несколько минут? Давайте сделаем так: я напою вас кофе, а вы мне ответите на несколько вопросов.

Через полчаса Егор, насвистывая бодрый мотивчик, сбежал по лестнице главного холла. Расчёт полностью оправдался: девица с лошадиным лицом выложила ему всю подноготную погибшего. По её словам, покойный Конкин был себе на уме, хотя ничего особенного из себя не представлял ни в плане учёбы, ни в каком другом.

Единственным его достоинством был полный иммунитет к Лесной Аллергии, каковым он и пользовался без зазрения совести: выбирался, несмотря на запреты, в Лес, тащил оттуда всякие интересные штучки, а на не столь удачливых сокурсников поглядывал свысока. «И этого задрота собирались сделать рейдером, представляете!? Наши овцы, как узнали – кипятком писали, через одну на шею ему вешались. Только на что они ему сдались? Он крутил с одной стервой из Золотых Лесов. Я видела их как-то вместе – зелёная такая, как ящерица, фу!»

Эти слова студентка прошипела сквозь зубы, и Егору послышалась в них застарелая обида. С плохо скрытым злорадством девица поведала «следователю», что у безвременно погибшего студента в Курске осталась больная то ли мать, то ли сестра. Причём Конкин воспринимал это очень близко к сердцу: часто писал домой и сам носил письма в административное крыло ГЗ, не доверяя почтовым ящикам. И всё время расспрашивал о сильнодействующих лекарственных средствах, которые можно раздобыть в Лесу.

Это был след. Выяснив, где жил Алёша Конкин, Егор распрощался и направился в корпус «Е». Клочок бумаги с именем и фамилией собеседницы, а так же номер комнаты в общежитии, где та обитала, он выбросил в первую попавшуюся урну.

Бар «Волга-Волга», располагался не в здании Речвокзала, а на борту «Двух столиц». Отделку, стилизованную под интерьер парохода из древней кинокомедии, заведение получило незадолго до Зелёного прилива, во время капитального ремонта теплохода. С тех пор декорации облезли, фотографии актёров и старые киноафиши, развешанные по стенам, пожелтели. Но в полумраке зала, освещённого ради экономии электричества, масляными лампами, потрёпанные ретро-интерьеры смотрелись достаточно презентабельно.

Народу в баре было немного – занято всего три столика, да у стойки коротали время трое гостей. Один клевал носом над полупустой пивной кружкой, ещё двое увлечённо беседовали с барменом. И время от времени косились на мужчин, бесцеремонно клацающих прямо за столиком необычного вида охотничьим ружьём. Их спутница, одежда которой выдавала обитательницу одной из Полян, в беседе участия не принимала – потягивала со скучающим видом медовый пунш, который в «Волге-Волге» приготовляли превосходно.

– Тройка? – Коля-Эчемин посмотрел стволы на просвет. Они сверкали нарезами, подобно трём глазам невиданной змеи с диафрагмами вместо вертикальных щёлок. – А что это вверху? Я поначалу решил – гладкие, а тут вона что! У ДШК и то калибр поскромнее!