Борис Батыршин - День ботаника

Действительно, дом в форме неправильного четырёхугольника, в котором Бич обустроил свою «нору», избежал разрушительного воздействия лесной флоры.

– Ладно, чего на пороге стоять? Спускайся уже, только не навернись ненароком.

Бывший магазин расположился в полуподвале. В одном из помещений новый хозяин оборудовал жилую комнату – топчаны с самодельными матрацами, набитыми сухими, душистыми травами, шкафчик, жестяной рукомойник. Над ним, из крошечного окошка под потолком свешивался пучок пожарной лозы. В соседней комнате чугунная печка-камин и стеллажи, на них – плотно закупоренные железные ящики с продуктами. Всё остальное пространство занимали склады. Егерь скрупулёзно рассортировал доставшееся ему наследство – камуфляж, походное снаряжение, посуду и всякие необходимые мелочи. А в дальней комнате, лишённой окон, но снабжённой крепкой стальной дверью, помещался арсенал.

– На самом деле, я мало чем тут пользовался. Так, стрелял во дворе по банкам, удовольствия для. Считай, собираю коллекцию – по охотничьим магазинам, стрелковым клубам, музеям. В брошенных квартирах тоже есть чего поискать…

Егерь снял со стеллажа богато украшенную двустволку.

– «Меркель», 1938-й год. Точно такая была у рейхсмаршала Геринга. А это принадлежало Брежневу – любил генсек коллекционные ружья… Прежний владелец, из крутых олигархов, умер на второй день Зелёного Прилива. Не послушал призывов покинуть город и загнулся от анафилактического шока. А коллекция – вот она!

Егор зачарованно ходил вдоль стеллажей, трогал благородное дерево и воронёную сталь двустволок, помповых ружей и карабинов лучших оружейных фирм, клацал сверкающими, словно ювелирное изделие ручной работы, затворами снайперских винтовок, наслаждался тяжестью пистолетов и револьверов.

– Мне говорили, что Лес не любит стрельбы. – в памяти Егора всплыл разговор в тире. – А у тебя тут оружия на целую войну!

– Правильно говорили. Стрелять в Лесу имеет смысл только по большой необходимости – на охоте, к примеру, или когда совсем вилы. А это так, для души.

Он снял со стеллажа необычного вида винтовку, напоминающую револьвер с прикладом и очень длинным стволом.

– Этот красавец из музея МВД. Револьвер-карабин системы «Наган» – такими вооружали пограничную стражу Российской Империи. Вполне рабочий, кстати – чего-чего, а нагановских патронов у меня полно.

– Надеюсь, не собираешься всучить его мне?

– Ну, я же не зверь. – ухмыльнулся егерь. – Хотя зря ты так, ствол годний. Шапиро говорил, ты хорошо стреляешь из винтовки?

– Прилично.

– А с гладким как?

– Я же сибиряк, срочную проходил в тайге, на погранзаставе. Навык имеется.

– Помпа, двустволка, полуавтомат?

– «Сайга» и ТОЗ-34, вертикалка.

– Тогда вот что. Дробовой ствол нам всё равно понадобятся – дичи, настрелять, то-сё… Но и без нарезного я тебя оставлять не хочу, мало ли что?

Он покопался в стеллажах и достал двустволку с вертикальным расположением стволов.

– Семьдесят девятый год, «Штайр-Манлихер», знаменитая австрийская фирма. Верхний ствол двенадцатого калибра, нижний – винтовочный, восемь-тридцать пять «Солотурн». Пойдёт?

Егор взвесил ружьё на руках. Изящные, точные формы завораживали, вызывали детское восхищение. Мелкая, почти ювелирная насечка орехового ложа так и просилась в ладонь.

– То, что надо!

– Тогда подберем приличное мачете вместо твоего ржавого тесака, и ужинать. Завтра надо выйти пораньше – в девять на станции МЦК будет ждать один мой приятель-путеец, а до тех пор надо кабана подстрелить, или хоть косулю. Я всякий раз, как обращаюсь к путейцам, прихватываю свежую дичину – традиция, однако…

Обросшая жёсткой щетиной туша тяжело ударилась о дощатый пол вагона-теплушки. Помощник машиниста, парень лет двадцати, с веснушчатой физиономией и широкими, как лопаты, ладонями, восхищённо рассматривал добычу.

– Ох, и здоровенный! Пудов семь потянет. Как же вы его дотащили? Бич посмотрел на него с жалостью.

– Это, юноша, не кабан, а подсвинок, ему и года-то нет. Здешние кабаны вымахивают до двухсот килограммов.

– Да ты не слушай его, Бич, молодой ещё. – Путеец накрыл добычу брезентом. – Всего неделя как с Поляны, жизни не знает. – А Митяй где? Он же вроде у тебя ездил за помощника? Путеец поскучнел лицом.

– Нет больше Митяя. Третьего дня за «Белокаменной» словил стрелу в шею. И, вроде, несильно зацепило, только вот стрела оказалась красной. Мы уж и слизня прилепили, только он подох – видать крепкий яд был.

Егор чуть не спросил о загадочном «слизне», но сдержался – похоже, сейчас было не время для любопытства. – Сильно мучился? – тихо спросил егерь. Путеец мотнул головой и длинно, матерно выругался.

– Аватарки словно озверели: пять нападений за две недели, семь раненых, один убитый. Дрезину Зарипа-Чайника сожгли. – И что же вы теперь, через Лосинку не ездите?

– Вот уж не дождутся! На железке мы хозяева, чтоб из-за всяких обезьян бесхвостых… впрочем, ты же, Бич с ними дружишь?

– Я со всеми стараюсь дружить. – не стал спорить егерь. – Работа у меня такая. А к аватаркам подход надо иметь. – Подход к ним… – путеец злобно сплюнул в открытую дверь вагончика. – Да я с этими зелёными упырями на одном поле дристать не сяду! А ты чего вылупился? – окрысился он на помощника. – Вали в будку, пары разводить!

«Путейцы», мощное сообщество, обосновавшееся на Трёх Вокзалах, были истинными королями железных дорог. Сообща они содержали ремонтные мастерские и перевалочные базы, сообща ремонтировали стрелки и подновляли железнодорожные насыпи – там, где на это хватало сил. Если бы не их усилия, сухопутным транспортом в границах Леса служили бы лишь крепкие ноги лесовиков и их живых средств передвижения, вроде длинноухих сородичей петюниного Мойши. Но соединить свои рельсы с внешним миром путейцы не могли – по странной прихоти Леса, они, неизменно обрывались за пару километров до МКАД. Чащоба там стояла непроходимая, способная противостоять хоть бронированным бульдозерам, хоть огнемётным тяжёлым танкам. К тому же, любые раны Лес залечивал в считанные часы – куда быстрее, чем люди успевали их наносить.

По уцелевшим железным дорогам катался туда-сюда пёстрый набор транспортных средств: от низеньких тележек с ручным приводом-качалкой до больших ремонтных дрезин с закрытыми будками, кранами и площадками для шпал. Попадались похожие на обрубок пассажирского вагона автомотрисы, грузовики и «уазики», переставленные на рельсовый ход и моторизованные крохотульки, размером с письменный стол, едва вмещающие двух-трёх пассажиров. Оставшиеся после Зелёного Прилива запасы жидкого топлива давным-давно превратились в комковатое негорючее желе, так что любителям механической тяги пришлось переходить на самопальный биодизель. Для тех же, кто предпочитал заготавливать топливо возле насыпи, в мастерских Трёх Вокзалов наладили изготовление газогенераторов.