Борис Конофальский - Саранча [СИ]

— Нет, — признался Саблин.

— Ест она, не переставая, и растёт на глазах, — пояснил профессор, — а саранчи кругом море, в общем, она за неделю вырастает до своих естественных размеров. При этом уже может размножаться. Поэтому саранча со всей степи и спасается. Да и вся живность степная бежит.

Теперь Аким понимал. Теперь все всё понимали.

Встал подполковник, оглядел всех, взгляд усталый, брови сдвинуты.

— Товарищи казаки, обе разведгруппы за ночь на связь так и не вышли, думаю, что можно считать их пропавшими без вести. Ситуация не прояснилась, весь этот живой вал остановился в двадцати двух километрах на север от станицы. Коптеров у нас нет, чтобы точно проверить, что там. Но мы вышлем валу на встречу подвижную группу. Не для боя, для наблюдения. Судя по его вчерашней скорости, это расстояние он пройдёт за четыре часа. Ту колонну, что мы отправляли в станицу Нагаево, нам ждать тоже четыре часа. Они, вроде, уже добрались, грузятся. Детей и баб заберут и к нам. Так что может нам и не придётся со все этой мерзостью видеться. Если колонна из Нагаево подойдёт быстро, сядем на броню и уедем. А если нет, — он сделал паузу, ещё раз оглядывая казаков, — придётся её подождать. Бросить их мы не можем. Дорогу до южного перекрёстка придётся защищать. И дороги в станице тоже. Наши, слава Богу, все уехали, так что ждём только колонну из Нагаево.

Что ж, подождать, так подождать. Девяносто процентов войны — это ожидание. Теперь стало всё понятно. И как-то полегчало, это как перед боем, ждёшь-ждёшь, ждёшь-ждёшь, куришь без конца, ожидание нервы выматывает, не ясно, что будет. А как пули засвистели, как мина где-то хлопнула, и вроде, рад, что ждать больше не нужно. Можно хоть что-то делать начинать.

Старичок исчез как-то незаметно, и пошло обычное дело, простое дело крепких мужчин.

Командиры и казаки заговорили о своём, о привычном.

— А я не понял, что, третья сотня, без брони осталась? — Начал подполковник, разглядывая бумаги. — Третья сотня, Белько, что с вашими бронетранспортёрами?

— Один неисправен уже месяц как, у второго ось лопнула позавчера, ещё на одном ушла вторая разведгруппа, в моём распоряжении только один, — докладывал один из сотников.

— Ось лопнула?

— Так грязь в степи, коробки на износ работают, моторы в воде, проводка в воде.

— Ну, как обычно, — выражает недовольство подполковник.

— Насчёт неисправного БТРа, я писал рапорт, — оправдывается сотник.

— Принято, — всё ещё недовольно говорит подполковник, снова глядя в бумаги, — значит, тогда третья сотня станет на западе от станицы, высоты: шесть полсотни три, шесть полсотни три и пять. Фронтом на юг. Учтите, что вы будете флангом, последнюю свою броню держи с резервом наготове.

— Есть, — говорит сотник.

— Первая сотня, — продолжает подполковник, — у вас БТРы все в порядке, БМП тоже.

— Так точно. — Отвечает есаул Баранов. — У них всё в порядке.

— Значит, вы лучшие, ваша задача — перекрёсток, станете фронтом на юг. Имейте в виду, ни справа, ни слева никого не будет, вы авангард, дожидаетесь колонны, сразу вслед за ней снимаетесь. Задача — прикрывать перекресток.

— Есть, — говорит сотник, командир первой сотни.

— Так, вторая. Станете вдоль дороги от перекрёстка до станицы, на всю дорогу народа у тебя не хватит, поставишь опорные пункты, очаги с бронёй, и прикрывайте дорогу. С юга вас закроет первая сотня. Задача — контроль дороги. Вы смотрите за востоком, пропускайте колонну и снимаетесь за первой сотней следом. Вопросы?

— Принято, вопросов нет. — Доложил сотник второй сотни.

— А кто дорогу с запада прикроет? — Спрашивает один из прапорщиков степняков.

— С запада Ивановы Камни. — Отвечает подполковник. — Место для обороны идеальное, туда мы отправим наших болотных братов. Слышишь, прапорщик?

— Так точно, слышу, — отвечает прапорщик Мурашко.

«Камни, — думает Саблин, — всяко лучше, чем песок».

— Ваши две машины сюда едут, я с ними связывался, — говорит есаул Баранов, — через три часа будут тут.

— Принято, — отвечает Мурашко.

— Нам в пустыне привычно, а вам камни дадим. Каменная гряда высокая, думаю, удержите. Вы, пластуны, народ крепкий, вам главное — дать, за что зацепиться. — Продолжает подполковник. — Доставит вас туда первая сотня, и забирать вас будет она же, но взаимодействовать будете с третьей, она будет от вас слава в полутора километрах. Если потребуется поддержка, смешно, конечно, это говорить, поддержка против червяков, но мало ли, если будут нужны миномёты, запрашивайте третью сотню, у них миномётчики добрые.

— Есть! Взаимодействовать с третьей сотней, — говорит прапорщик Мурашко.

— Первая сотня вас на камни довезёт, как пройдёт колонна, так она же за вами и заедет.

— Принято, — Мурашко садится.

— Ну, а четвёртая тут, в станице, в резерве. Всё, товарищи-казаки, приступайте к выполнению задания.

Загудели казаки, заскрипели ножки отодвигаемых стульев об пол, сотни тяжеловооруженных людей разом стали подниматься, запищали короткими рывками сотни электромоторов, зажужжали приводы, люди направились к выходу. Шли на работу.

Затарахтел генератор, всхрапнула, завибрировав мелко труба, и привычный выхлоп с характерным рыбным запахом вырвался из неё почти невидимым дымом. БТР чуть дал вперёд, чтобы пластунам было легче таскать в него длинные ящики с пулемётом, с гранатомётом.

Погрузились быстро, дело привычное. Залезли на броню, расчищая её от слоёв дохлой и ещё живой саранчи, стряхнули насекомых вниз, расселись. И прапорщик, постучав прикладом по бронеплите, крикнул в открытый люк:

— Знаешь, куда ехать?

— Задание получил, — отвечал водитель из кабины, — довезу.

И тронулись. Саблин сначала удивился, что саранчи на земле ковёр, такой, что ходить неприятно, а в воздухе её нет. Не летит. Как только тронулись, сразу понял, отчего так. Полил дождь. Мелкий, нудный, бесконечный. А казакам это в диковинку. Когда такое ещё будет? У всех забрала открыты, а некоторые и вовсе скидывают шлемы, они на затылках болтаются. И респиратора ни на ком нет. Здесь, в степи, пыльцы не бывает. Это так удивительно — дышать без всяких приспособлений не боясь заразиться, и не урывками, не тайком, пока нет ветра, а вот так, в открытую, удобно развалившись на броне, подставляя лицо мелкому тёплому дождю. Удивительное чувство. А саранча шевелится на земле, барахтается в лужах, даже прыгает невысоко, но взлететь не может, промокла. Совсем промокла, отяжелела. И лежит живым ковром, ждет, что будет с ней дальше. Может, выглянет солнце, высушит степь, и всё будет хорошо, и миллиарды насекомых смогут отложить сотни миллиардов яиц, чтобы продолжить свой род, своё успешное существование.