Сергей Лукьяненко - Три дня Индиго [СИ]

Это стало бы достойным смыслом?

А как именно это происходит? Что заставляет идеи и мысли превращаться в кристаллы, несущие в себе смыслы?

И остаётся ли после этого смысл с человеком?

Видимо, нет.

Тогда получается, что смыслы, о которых говорил Инсек, это, всё-таки, информация. Но не простая, а переработанная, пережитая человеком. Так из пустой породы шахтёр достаёт золотые крупинки или алмазы. Но можно достать и не заметить, алмаз в природе выглядит как серый камешек. Его надо разглядеть, огранить…

Так и с информацией.

Нужен разум, чтобы создать и осмыслить что-то новое. Чем больше информации, тем больше силы. И где-то там, в конце пути, сингулярность и Высшие. А ещё дальше, возможно, просто Высший. Один, вобравший в себя всю информацию и всю силу. Абсолют.

Да ну нафиг такие мысли, рехнуться от них можно!

Я нашёл в столе рулончик скотча, собрался было обмотать им коробочку. И покачал головой, когда понял, что делать этого не надо. Будет закрыта — не откроют. Кристаллы пропадут…

Пошёл на кухню, в два больших пакета сгрёб всю еду из шкафов и холодильника.

Ещё раз окинул взглядом свой бывший дом.

Вышел в подъезд, поднялся на этаж выше, отпер дверь родителей своим ключом.

У них было прибрано, пусть и стоял лёгкий, едва уловимый запах старости: мебели, десятилетиями стоявшей на одном месте; тяжёлых пыльных штор; пищи, лекарств и отцовского одеколона. Одеколон хоть и пах цитрусами, но я его запах помнил с детства и потому он тоже казался древним.

Я поставил коробочку на полку, где её должны будут заметить если не сразу, так через день-другой. Пакеты с едой оставил на кухонном столе, только молоко, куриные окорочка и пачку масла убрал в холодильник. Родители вернутся, поймут, что я заходил. Но не забеспокоятся, решат, что просто занёс продукты.

Не хотел я сейчас с ними разговаривать. Сразу почувствуют, что со мной что-то не так.

Действительно хорошо, что они стали чаще выходить из дома.

Дарина встала передо мной и сказала:

— Будь моим зеркалом.

— Это как? — не понял я.

— Говори, как я выгляжу?

Я внимательно осмотрел Дарину. Она была в кроссовках, синих джинсах, застёгнутой у ворота рубашке цвета индиго — городской унисекс, без всяких выделяющихся деталей. Разве что яркая оранжевая бандана, прячущая короткую стрижку, притягивала взгляд. Широкие «зеркалки» скрывали глаза.

— Ты замечательно выглядишь, — сказал я. Мы были в её комнатке, и она даже включила яркую лампу, чтобы мне было удобнее.

— Непонятно, что я жница?

— Нет. Ничуть.

— Комбинезон не проглядывает?

— Нет.

Дарина не захотела снимать свой костюм жницы, надела человеческую одежду поверх него. На мой взгляд, никто бы в ней Изменённую не заподозрил. Но она нервничала.

— Зря я зеркало выбросила, — сказала она. — У меня было когда-то. У Наськи есть, но не хочу её беспокоить.

— Прилипнет, не оторвать, — согласился я. — Да всё в порядке, ты выглядишь самой обычной человеческой девушкой.

— Ладно, — неохотно кивнула Дарина. — А сам-то ничего? Уже поздно, а ты прошлую ночь не спал.

— Немного поспал, — ответил я. — Да ничего, правда. Я не усну, даже если лягу. Весь на нервах.

— Что-то случилось?

Я покачал головой.

— Ничего… неожиданного. Я расскажу тебе потом.

Если бы я рассказал, что с нами было, как мы пришли в музей и уничтожили полсотни Слуг… ну, допустим, большей частью они себя сами уничтожили, но всё-таки… Никуда бы мы тогда не пошли. Дарина суетилась бы, беспокоилась, пыталась придумать выход, ругала бы меня — несомненно.

Я не хотел этого. До того момента, как я заберу у Продавца возвратный мутаген и дам жнице — пусть она ничего не знает.

Потом поговорим.

Обо всём.

А сегодня будет обычный вечер, словно ничего не происходило в последние два дня. Словно я таскаю Дарину по Москве, пытаясь дать ей хоть немного того, чего она была лишена.

И спать я действительно не хотел. Не смог бы уснуть. Да и опасно было возвращаться домой.

Сегодня, завтра, послезавтра, но за мной придут.

Другое дело, в чём вообще нас можно обвинить?

Убитые петрификационными пулями рассыпались в песок и анализу не поддадутся. Остальные убили себя сами. Так что обвинение предъявить трудно.

Но нервы, конечно, помотают изрядно.

Поэтому я должен успеть сделать две вещи — отдать Дарине возвратный мутаген и доложить Ивану о выполнении задания. Она станет человеком, а сын Виталия вернётся на Землю — у него ведь тут мать, не пропадёт.

В общем-то за это уже стоило рисковать.

Если бы не погибший старший…

— Максим? — спросила Дарина, заглядывая мне в глаза. — Да что с тобой?

— Камон, — я улыбнулся. — Вписка топчик, пофлексим.

Дарина поморщилась.

— Максим, прекращай!

— Ты должна соответствовать не только одеждой, — наставительно сказал я. — И общаться должна не как зумер-перестарок или нуб из деревни.

— Какой кринж, — Дарина поморщилась. — Ты же не такой, Максим. Идём, уговорил.

— Вот, — одобрил я. — Ведь умеешь, когда хочешь!

Было около десяти, когда мы вышли из Гнезда. Ни куколок, ни жниц по пути не попалось, Гнездо по-прежнему было пустым, почти разорённым. Я почувствовал его неодобрение — Гнездо не любило, когда кто-то выходил, особенно ночью. И мысленно одёрнул: «Оставь девчонку в покое, у неё должна быть и человеческая жизнь кроме вашей!»

Кажется, в ответ я уловил иронию.

И что-то вроде напутствия: «Ты отвечаешь за неё, бывший призванный…»

Да, отвечаю. Я привык отвечать. Мне даже некомфортно без этого.

Времена сейчас не те, что два-три года назад, на улицах куда спокойнее, даже ночью. Но всё-таки едва темнеет, начинают появляться компании, с которыми лучше не сталкиваться. Могут мимо пройти, могут обменяться парой слов, а могут вломить по башке и вывернуть карманы — ну так, на всякий случай.

Одна такая группа — трое хмурых парней и мрачная девица с не то нарисованной, не то вытатуированной на левой щеке руной — попалась нам у книжного магазина «Москва», когда мы перешли Тверскую. Но, несмотря на угрюмый вид, компания скрылась в книжном — так что вряд ли это были гопники в поисках приключений. Другая шла навстречу в Столешниковом переулке, когда мы сворачивали на Большую Дмитровку. Место пешеходное, людное даже ночью, но пятерым ребятам, немногим старше Дарины, явно хотелось приключений. Один стрельнул глазами по сторонам, не заметил ничего подозрительного и вильнул всем телом, наткнувшись на Дарину и мешая ей пройти. С вызовом посмотрел на меня.

Дарина медленно сняла очки и посмотрела парню в глаза. Спросила:

— Ослеп?

Парень открыл было рот для остроумного ответа — и побледнел. Жажда приключений немедленно испарилась.