Андрей Русанов - Главы Апокалипсиса. Начало

Партизанский проспект являл собой печальное зрелище: развороченные, расплющенные машины, разрушенный мост, трупы… Переходить проспект решил рядом с остатками моста. И чуть не поплатился за это – сзади послышался рев мотора. Оглянувшись, я увидел, что в метрах десяти от меня, там, где дорога обрывалась рельсами и пустотой отсутствующего моста, пространство рассекли два луча от фар. Нет, водитель не тормозил – машина со всей дури полетела вниз. Слава Богу, левее! – я рефлекторно отпрянул в сторону. Врезалась капотом в бывшую V–образную опору моста, встала вертикально и взорвалась. Единственным выжившим в катастрофе вновь оказался я. Отчего и куда он так «летел», осталось для меня полной загадкой. Почему не ехал медленно, ведь так хоть что‑то видно. Все тело тряслось мелкой дрожью от очередной порции адреналина. Наверное, я все‑таки никогда не привыкну к нему, скорее, раньше стану наркоманом или «адреналиноманом» – не знаю, как правильно, может, это и к лучшему.

Гостиница «Турист» представляла собой то же, что и прочие здания. Хотя нет, одно отличие все‑таки было: куча выглядела немного больше, да и была сдвинутой направо. Видимо, многоэтажка завалилась в сторону исполкома, расплющив собой не только завсегдатаев маленьких кафешек, расположившихся у выхода метро, метрах в пятнадцати от центрального входа, но и просто желающих попить пиво на площади, сидевших на бордюрах рядом с членоподобными произведениями отечественных скульпторов.

Жалкая пародия на пирамиду перед Лувром, отечественная стеклянная пирамидка, просела, а все, что было под ней – переход, небольшой подземный комплекс с громким гордым названием «Подземный город» – являло собой некое подобие рвов. Рвы, как и подобает большинству рвов, были затоплены. Одна из причин, пришедших мне на ум, – массовые повреждения в сети трубопроводов. Вода, правда, не была чистой – это была смесь нечистот, канализационных сливов, воды и машинного масла. Вокруг плавал мусор, пустые бутылки, несколько трупов, колесо и детская резиновая уточка. Стоял такой смрад, что можно было вешать не просто топор, а целый колун. После долгих поисков переправы мне удалось найти импровизированный мостик. Наполовину утопленная газель, по крыше которой я и перебрался к универмагу, была гордостью какого‑то автомобилестроения и представляла собой один из самых безопасных видов транспорта – водитель, с кашеобразным месивом вместо лица и расплющенной грудной клеткой, плавал рядом, держа в искалеченной руке оторванный руль…

Где‑то из недр сумки послышался странный писк. Поглощая остатки энергии, верещал садившийся мобильник… Жаль… Теперь я не буду знать, сколько сейчас времени… Хотя…

С трупа какого то старичка я снял старые механические часы отечественного завода «Луч». Побродив еще минут двадцать, насобирал около десятка разных механических часов, которые, подкрутив, отправил в сумку. Электронные часы собирать было бессмысленно – многие по непонятной мне причине просто стояли, многие из‑за контакта с водой ничего, кроме черноты или пятен, не показывали, иным было достаточно лишь небольшой трещины на циферблате, дабы навеки погаснуть.

Что касается судьбы мобильного телефона, история вышла аналогичная. Свой старый «сони–эриксон» я очень быстро поменял на новую «нокию», батарея которого была почти не разряжена, затем сразу сменил сим карту на свою, выключил и положил его в сумку. Следом отправил в выключенном состоянии еще штук пять мобильников. На всякий случай забрал у нескольких солидно выглядевших и дорого одетых мертвецов деньги. В результате у меня оказалась довольно приличная сумма в белорусских рублях и долларах США. А вдруг пригодится… Опять же – деньги…

Экскаватора или бульдозера под рукой не оказалось, да и все равно я не смог бы ими управлять – даже машину раньше не водил. Велосипед водил, да только велосипеда, даже детского – трехколесного, как ни странно, тоже рядом не оказалось. И как, по–вашему, можно сдвинуть бетонные перекрытия при помощи трехколесного детского велосипеда? Правильно, никак.

В результате я попросту потерял время. Ничего, когда‑нибудь я еще вернусь сюда за рулем огромного бульдозера и найду много полезных вещей.

Без особых проблем преодолел парк и направился по трамвайным путям вглубь города. Разрушения были колоссальные: вместо домов руины, жителей не было, по крайней мере, живых. Мертвыми же вся округа была просто завалена. Раз или два вдали слышался рев мотора. Один раз истошный вопль, оборвавшийся пронзительным визгом, заставил меня вздрогнуть и прибавить шаг.

Подойдя к магазину «Старт», я с радостью обнаружил, что хотя здание и разрушено, первый этаж рухнул не во всех местах, а значит, что‑то внутри уцелело. Среди обваленных стен зиял чернотой метровый проем, ведущий внутрь. Фонарика у меня не оказалось, зато – чисто случайно – оказалась куча мобильников. Через две минуты я уже был внизу, под грозившим вот–вот обрушится потолком. Зрелище, подобное самым страшным ночным кошмарам, предстало моему взору. Большинство гипсокартонных плит валялось на полу, с потолка свисали переплетенные обрывки проводов, на пыльном полу, среди разбрызганных повсюду мозгов, валялись окровавленные трупы. С отделом, который оказался уцелевшим, мне не повезло – женскую обувь я не носил. Настроение ухудшилось до нуля, когда я понял, что и этот магазин мне ничего полезного не даст, но я сразу же воспрянул духом, когда увидел уцелевший прилавок с зажигалками разных видов. Сгреб все, не задумываясь, – пригодятся они или нет, я не знал, но что‑то подсказывало, что понадобятся.

Удача ждала меня во дворах. Рядом с построенной еще при Советском Союзе металлической ракетой, со временем превратившейся в туалет, расплющив собой маленькую девочку, лежало вывороченное с корнем дерево. К дереву был привязан добрый старый гамак… Какое счастье… Мысленно я вспомнил мягонькую подушечку, диванчик и теплое пуховое одеяло. Жаль девочку… Развязав простенький узел, я попытался выдернуть веревку. Не тут то было – дерево придавило не только девочку, но еще и веревку. Немного подумав, я начал трубой рыхлить почву. Промучавшись пару минут, я легко выдернул высвободившийся конец веревки. Со вторым концом проблем оказалось больше – узел был крепко затянут, на него ушел примерно час. Теперь я мог спать в любом месте. Или почти в любом.

Длинный летний день близился к вечеру. Хотя часы и показывали половину четвертого, уже заметно потемнело. Я успел дойти только до маргаринового завода, когда меня чуть не сбил еще один бешеный водитель; машину последнего, впрочем, как и его самого, я обнаружил минут через двадцать смятыми в гармошку. Водитель не справился с управлением и, то ли от чего‑то уклоняясь, то ли что‑то объезжая, со всего маху врезался в уцелевший угол не уцелевшего дома. Затихший жалобный сигнал стал ему отходной молитвой.