Вероника Рот - Аллигент

На бегу я разворачиваю рюкзак и открываю его. Я достаю взрывчатку и детонатор. Позади меня крики и звук бегущих ног. У меня нет времени. Нет времени.

Я бегу резче, быстрее, чес я думала, я могу. Каждый удар ног о пол отражается во мне, и я заворачиваю за угол. два охранника стоят у дверей, где провалились Нита и захватчики.

Прижав взрывчатку и детонатор к груди свободной кукой, я стреляю одному охраннику в ногу, другому-в грудь.

Тот, которого я подстрелила в ногу, тянется к пистолету, и я стреляю снова, закрыв глаза после того, как прицеливаюсь.Он больше не двигается.

Я бегу мимо сломанных дверей в коридор между ними. Я приставляю взрывчатку к металлическому засову, соединяющему двери, и загибаю скобы вокруг него, чтобы она держалась. Потом я бегу обратно в конец коридора, заворачиваю за угол и приседаю спиной к дверям, когда я нажимаю кнопку взрыва, и закрываю уши руками.

Шум вибрирует в моих костях, когда взрывается небольшая бомба, и взрыв отбрасывает меня в сторону, мой пистолет скользит по полу. Куски стекла и металла разлетаются в воздухе, падая на пол, где я лежу, оглушенная. Даже не смотря на то, что я закрыла уши руками, я продолжаю слышать звон, когда я их убираю,и я чувствую себя не устойчиво на ногах.

В конце коридора охранники заметили меня. Они стреляют, и пуля попадает мне в руку. Я кричу и кладу другую руку на рану, перед моими глазами появляются пятна, когда я снова заворачиваю за угол, и иду, спотыкаясь, к дверям, которые открылись после взрыва.

За ними маленький холл, на другом конце которого герметично закрытые двери без замка.

Через окна в нихя вижу оружейную лабораторию, ровные ряды аппаратов и темных устройств, и ампул с сывороткой, светящихся изнутри, как будто они лежат на подсвеченном дисплее.

Я слышу звук и я знаю, что это смертельная сыворотка распыляется и распространяется по воздуху, но охранники стоят позади меня, и у меня нет времени надеть костюм, который замедлит ее действие.

Я также знаю, я просто знаю, что я смогу выжить.

Я вхожу в холл.

Штаб-квартира афракционеров, но это здание всегда будет штаб-квартирой Эрудитов для меня, чтобы не произошло, оно тихо стоит в снегу, со светящимися окнами сигнализирующими о том, что здесь, внутри есть люди. Я останавливаюсь перед дверьми издавая раздраженный звук.

- Что? говорит Питер.

- Я ненавижу это место, говорю я.

Он убирает с глаз промокшие от снега волосы.

- Итак, что мы собираемся делать, разбить окно? Поищем заднюю дверь?

- Я просто собираюсь войти внутрь, говорю я. - Я ее сын.

- Ты также предал ее и покинул город когда она запретила кому либо покидать его, говорит он, и она посылала людей чтобы остановить тебя. Людей с оружием.

- Ты можешь остаться здесь, если хочешь, говорю я.

- Где сыворотка там и я, говорит он. - Но если тебя пристрелять то я схвачу ее и убегу.

- Другого я от тебя и не ожидал. Он странный человек.

Я иду в вестибюль, где кто-то разрисовал портрет Джанин Метьюз, нарисовав Х над каждым её глазом красным маркером и написал "Фракционная сволочь" внизу. Несколько людей с повязкками афракционеров выступают вперёд, с высоко поднятым оружием.

Некоторых из них я узнал, когда сидел с нми у костра, а некоторых - когда был на стороне Эвелин, как лидер Бесстрашных. Других не знаю, и это напоминает мне, что численность афракционеров больше, чем кто-либо мог себе представить.

Я поднимаю вверх мои руки " Я здесь чтобы увидеть Эвелин" "Конечно" отвечает один из них "Мы ведь пропускаем любого, кто хочет её видеть" "У меня есть сообщение от людей снаружи" говорю я "Которое, я уверен, она хочет услышать" "Тобиас?" спрашивает женщина афракционер. Я узнаю её, но она не из складского сектора афракционеров - она из сектора отречения. Она была моей соседкой. Её зовут Грейс.

"Привет, Грейс" гворю я "Я просто хочу поговорить с моей матерью" Она прикусывает щёку и изучает меня. Её хватка на пистолете ослабевает.

"Ну, мы всё ещё не можем разрешать каждому заходить" "Ради Бога" говорит Питер " Иди и скажи ей, что мы здесь и увидишь, что она ответит.

Мы можем подождать."

Грейс отходит назад, в толпу, которая собралась, пока мы говорили, затем опускает пистолет и убегает по соседнему коридору. Мне кажется, мы стоим так долго, пока мои плечи не начинают болеть от держания моих рук. Затем Грейс возвращается и зовёт нас. Я опускаю свои руки, как только остальные опускают оружие, и вхожу в фойе, проходя через центр толпы, как нить проходит через ушко иголки.

Она ведёт нас к лифту.

"Что ты делаешь, когда держишь пистолет, Грейс?"

Говорю я. Я никогда не знал отреченного, взявшего оружие.

"Ни каких больше обычаев фракций", говорит она. "Теперь я делаю это, чтобы защитить себя. У меня есть чувство самосохранения ".

"Хорошо", я говорю, и подразумеваю это. Отречение было так же разбито, как и другие фракции, но его зло было менее очевидным, скрытым, так как они были во внешности самоотверженности. Но требуя, чтобы человек исчез, чтобы блекнул в фоне, где бы они ни шли, - не лучше, чем поощрение их ударить кулаком друг друга.

Мы поднимаемся на этаж, где был кабинет Джанин - но это не то место, куда ведёт нас Грейс.

Вместо этого она приводит нас в большой конференц-зал со столами, кушетками и стульями, стоящие строгими квадратами. Огромные окна, расположенные вдоль задней стенки, пропускают лунный свет. Эвелин сидит за столом справа, глядя в окно.

"Ты можешь идти, Грейс" говорит Эвелин " У тебя для меня сообщение, Тобиас?"

Она не смотрит на меня. Её густые волосы, связаны сзади в пучок, на ней серая рубашка с повязкой афракционеров. Он выглядит измотанной.

"Может подождёшь в коридоре?" Я говорю Питеру, и, к моему удивлению, он не спорит.

Он просто выходит, закрыв за собой дверь.

Моя мама и я остаёмся одни.

"У людей снаружи нет сообщений для нас" Говорю я, подходя ближе к ней. "Они хотят отнять память у всех, кто находится в этом городе. Они верят, что не надо объяснять нам, что не надо взывать к нашим лучшим качествам. Они решили, что будет проще стереть нас, чем разговаривать с нами."

"Может они и правы", сказала Эвелин. Наконец она поворачивается ко мне, держа сложенные руки напротив скул. У нее есть татуировка пустого круга на пальце, похожая на обручальное кольцо. "Для чего ты тогда пришел? Что ты собираешься делать?"

Я колеблюсь, моя рука на флаконе в кармане. Я смотрю на нее и вижу, как время износило её как старую одежду, волокна которой выцвели и потрепались. Я также вижу женщину, которую я знал в детстве: губы, растягивающиеся в улыбке, глаза, сияющие от счастья. Но чем дольше я смотрю на неё, тем больше убеждаюсь, что той счастливой женщины никогда не было. Эта женщина - лишь бледная версия моей настоящей матери, которую я видел глазами ребенка.