Андрей Гребенщиков - Голоса выжженных земель

Прибыв в магазин, Ник застал у входа заказчика.

– Выглядишь, как… – в окончании витиеватого приветствия гостя цензурными оказались одни предлоги. Он внимательно рассматривал Никиту, не скрывая своего любопытства. Что-то было в его взгляде неправильное: блестящие, чуть маслянистые глаза смотрели одновременно и пристально, и немного рассеянно, слово гость не мог сфокусироваться на одном предмете.

Причину странного поведения заказчик объяснил сам:

– Я пьян, как фортепьян! Но это все фигня, половину сделок в таком состоянии заключаю, профессиональная особенность русского бизнеса. Ты, я гляжу, вчера тоже покутил на славу?

– Нет, я просто дерьмово выгляжу. Может, зайдете, а то у нас на станции не очень любят, когда мужики обсуждают внешность другу друга.

– Ха, жжешь, мелкий! Зайду, чего ж не зайти к хорошему человеку? – неуверенной походкой гость проник внутрь магазина и с ходу водрузил свое тело на низенький прилавок. Тот протестующе заскрипел, но, к всеобщему облегчению, незваную массу выдержал.

Ник с глубоким вздохом осуждения захлопнул входную дверь:

– Чем стул-то вам не угодил?

– Молодой, хорош выкать, считай, у нас уже второе свидание. Я – Володя, – он протянул руку, скрепляя запоздалое знакомство.

– Меня Ник зовут…

– Да в курсе уже. Охранник твой большой любитель языком почесать. Колись, чего на Лесопарке натворил, что аж здесь под замо́к угодил?

– Длинная история… – Немного подумав, Никита добавил: – Которую я не собираюсь рассказывать.

– Секретики? Ну, как знаешь. Надолго прилип?

– На месяц.

– Понятно. Я слышал, кавказеры какого-то юнца-молодца ищут, знатного беспредельщика, чуть ли не маниака кровавого. Ты вроде на маниака не похож, но ежли что, имей в виду.

– Спасибо.

– Чаем напоишь гостя дорогого? За чаем самое милое дело о делах калякать, – великовозрастный Володя пьяно хмыкнул. – Кстати, дело о делах – это каламбур или тавтология?

– Что?

– Да ничто, чай тащи, сушняк замучил!

Отхлебнув горячего чая, гость приглашающе махнул рукой, мол, «выкладывай, я внимательно слушаю».

– Вы про заказ, вернее, ты про заказ интересуешься? – Ник чувствовал неловкость, обращаясь на «ты» к человеку намного старше себя. Фамильярное «Володя» без всякого отчества и вовсе застревало в горле.

– Нет, блин, спешил к тебе через три станции на похмельную рожу поглядеть, у меня ж дел-то больше нету!

– Не пил я вчера, – упрямо повторил несправедливо обвиненный юноша и перешел к заказу. – Готово все. – Диктофон он спрятал в сейф, хотя особой надобности в этом и не было.

– Молодец, юнга, я в тебя верил!

– Юнга? – не понял он. – Почему юнга, это же что-то морское…

– Забей, молодой, не будь нудилой. Старший сказал – юнга, значит, так оно и есть! Тащи девайс, хвастай своей работой.

Некоторое время Ник подключал извлеченный из сейфа прибор к внешнему питанию, затем с торжествующим видом протянул его нетерпеливо ожидающему Володе.

– Прошу. Надо нажать на вот эту кнопочку с треугольником…

– Никитос, ты кого учить вздумал? Это вы, дети подземелья, ни бельмеса не рубите в технике, а в наше время такие кнопочки с треугольниками – «плей» они называются – на каждом углу были. Так я включаю? Смотри, Самоделкин, взорвется в руках, я тебе…

– Не взорвется, не бойтесь… не бойся.

– Боишься – ты, а дядя Володя опасается. Усек?

– Я пойду в подсобку, мешать не буду, позовешь, если понадоблюсь, – Ник ужом выскользнул из торгового зала. Голос из диктофона пугал его, страх этот был безотчетным, не до конца понятным, но он совершенно точно лишал покоя, заставлял нервничать, даже паниковать. Тревога, беспокойство, ощущение надвигающейся беды – многое слышалось в странной записи, Ник не отдавал себе отчета, чего конкретно страшится – голоса, девушку, ее слов или того, что скрыто за словами. Не важно! БЕДА, веяло бедой, она ощущалась кожей, электрическими импульсами колола кончики пальцев, терзала виски́…

Сквозь тонкие стенки Никита услышал щелчок, диктофон ожил. Записанный на пленку человек – девушка с красивым, чуть тягучим голосом – продолжил прерванный рассказ. Звуки сливались в неразборчивый шум, тонули, растворялись в воздухе, так и не добравшись до его слуха. Голос – сам голос, слов и интонаций не было, лишь чистый, существующий сам по себе голос – манил, притягивал, звал. Глупый страх ушел без следа, теперь Ник стыдился его, проклинал свою нерешительность. Он обязан услышать!

Юноша стремительно ворвался в торговый зал, жадно прислушиваясь к несущимся из диктофона словам, но застал лишь последнее… «помоги». Запись оборвалась.

Володя больше не восседал на прилавке, он стоял спиной к Нику и судорожно хватался за край витрины. Не окажись ее рядом, гость бы обязательно повалился на пол – юноша не сомневался в этом ни секунды. Руки самоуверенного и наглого мужика отчаянно тряслись, его здоровое, атлетическое тело била мелкая, безостановочная дрожь.

– Что случилось? – губы не слушались, Ник с трудом разлеплял их, заставляя складываться в короткий, беспомощный вопрос. Наваждение нехотя оставляло его сознание, цепляясь острыми коготками, не желая сдаваться без боя.

Володя обернулся. Медленно и осторожно. Очень медленно, очень осторожно. Бледный, растерянный, ошеломленный. Совершенно трезвый.

– Что это было?

Гость затряс головой, будто отрицая и не веря – но во что?

– Такая песенка… из детства. Хорошая. На всю жизнь. «Голос из прекрасного далека». Никита, это был голос из прекрасного далека…

Сегодняшнее похмелье не носило уничижительной приставки «псевдо». Настоящий бодун, матерый и бескомпромиссный. Ник молниеносно захлопнул несвоевременно открывшиеся глаза и застонал от резкого движения век. Организм не был готов ни к прозрению, ни к движению, ни к чему-либо иному, кроме коматозного сна. Но что-то бешено пульсировало в боку, мешая сосредоточиться на спасительном небодрствовании.

«Хозяин лежит на раненом боку» – мысль добиралась до сознания долгими окольными путями, боясь потревожить ненужные нервные окончания, впавшие в пьяный анабиоз. Отважный гонец доставил дурную весть, и тело вынужденно отреагировало, переворачиваясь – сначала на живот, но данная поза вызвала приступ удушья, затем на здоровый бок.

К будущему сожалению Ника, под здоровым боком не оказалось никакой опоры, и тело, не имея возможности нарушить закон всемирного тяготения, предсказуемо полетело вниз. И встретило ближайшую опору, лишь проделав путь длиною (вернее, высотою) в метр. Никита не сразу осознал, что ему больно, но осознав, закричал так громко и протяжно, что перепугался собственного дикого крика.