Дмитрий Захаров - Репродуктор

— Что за бред… — уже ничего не понимая, прошептала Аля.

— Отрицает, — в очередной раз повторила Марина Андреевна.

Але вдруг показалось, что в постоянной улыбке психолога, ее регулярных кивках болванчика и вообще в манере держаться есть нечто клоунское. Какой-то балаган, подумала она. Просто какой-то тошнотворный балаган.

— Испытываете ли вы навязчивое желание прикасаться к животным, ласкать их? Предпочитаете ли их людям?

— Да перестаньте уже! — выкрикнула Аля. Она вскочила со стула и бросилась к двери. — Кто вам дал право издеваться?! Почему вы… — она задохнулась слезами.

— Угу, — снова что-то пометила в блокноте Марианна Андреевна, — будете убегать от проблем или все же попытаетесь честно ответить? — поинтересовалась она, по-прежнему мило улыбаясь.

Аля вылетела из кабинета и едва не врезалась в Виолетку.

— Ты чего с ума сходишь! — зашипела та, но Аля схватила ее за руку и с силой потащила по коридору. Слезы текли по щекам, но она даже не думала их утирать. Ей казалось, что главное — убежать подальше от этого мерзкого кабинета…

Под вечер Марта собрала весь сектор, закрыла входные двери и потребовала отключить оба телефона. Девчонки поначалу расселись по своим местам, но Марта сказала, что надо бы в какое-то подобие полукруга. Долго переставляли стулья.

— Стоит кое-что пояснить, — начала Марта, когда сектор все же расселся. — У нас возникла проблема, суть которой вам утром уже изложили. Есть правила, и есть их нарушение. Есть человек, и есть подразделение, на которое тоже ложится ответственность.

— А при чем тут подразделение? — спросила Наташка. — Что за дикость?

Марта покачала головой.

— Не дикость, а дисциплина. Поскольку мы, — она спародировала тон Варвары, — помогли сформировать «вызовы корпоративной культуре», то должны все пострадать.

— Нам теперь что, придется пройти через психотест? — услышала Аля голос Любки Баранович.

— Да, — признала Марта, — и премию тоже высчитают. Варвара уже служебку наверх написала.

Тут поднялся гвалт. Кричали, требовали составить коллективное письмо и сходить поговорить с Самербековым. Кто-то предлагал выступить от имени сектора с осуждением истории с медведями. Любка уверяла, что следует наказать только того, кто виноват. Ее поддержали и другие. Они даже в какой-то момент стали выступать по очереди.

— Аля, ты, конечно, извини, — говорила Дарьяна, — но притаскивать эти вещи сюда… Я не знаю, кем это надо быть.

— Вот-вот, — Сашка Васильева вещала, нарочно смотря в сторону, — и себя подставила, и весь сектор теперь будут гнобить. Ты о чем думала, манька?

Але хотелось куда-нибудь заползти и сдохнуть. А девчонки все продолжали и продолжали. Сволочь Светка вообще принялась вспоминать какие-то опоздания, неумение общаться с коллегами, стала утверждать, что, уходя, Аля никогда не выключает офисную технику…

Светку никто и не думал одергивать. А промолчала только Марта. Не меняя позы и сосредоточенного выражения лица, она выслушала все, что нес сектор. Иногда принималась оглаживать блузу, хотя никакой нужды в этом не было, пару раз начинала массировать двумя пальцами висок. Но — нет, сама не сказала ни слова. В конце разбора она ушла за свою «висюлечную» шторку, а вернулась уже с отпечатанным бланком заявления.

Але оставалось только поставить подпись.

— Как ты? — спросила Ирка с порога, еще даже не поставив на пол цветастый пакет. Она пристально разглядывала бледную Алю, укутанную в толстый халат, и осталась не очень довольна увиденным.

— Нормально, — махнула рукой Аля и ушла в комнату.

Она легла на диван, чуть поправив подушку и слышала, как подруга шумно снимает сапоги, ругаясь на неудобный каблук. Как уходит на кухню — наверное, мыть что-то из принесенных гостинцев. Как хлопает там дверцей морозилки и шкафчиками над плитой — проверяет запасы съестного. Наконец Ирка появилась в комнате с тарелкой, на которой лежали маленькие зеленые яблоки и зазубренный ножик.

— Тебе почистить или с кожурой будешь? — спросила она Алю, снова внимательно ее разглядывая.

— Да я пока не хочу. Поставь, если нужно будет, сама почищу.

Ирка сходила на кухню за табуреткой, поставила ее у Алиной кровати, сверху шлепнула тарелку. Сама устроилась на ковре, поджав ноги.

— Ну ты даешь, — сказала она, вздыхая, — зачем в обмороки-то падаешь? Да еще два раза подряд, — Ирка помотала головой и выдавила из себя улыбку. — Придумаешь тоже.

Аля хмыкнула и постаралась хитро подмигнуть.

— Так получилось, Ириш, извиняй.

— А врач был?

— Мама была. Померила давление, глаза посмотрела и сказала, ерунда. Просто стресс.

На самом деле Алина мама, работавшая в Третьей городской педиатром, тиранила дочь все полтора часа. Сначала вручила двухлитровую банку с облепиховым морсом, в бутылке с водой развела какой-то «коралловый» кальций и наказала пить через каждые тридцать минут. На ноги положила теплое зимнее одеяло, прочитала длинную лекцию о вреде волнений и только после этого сама чуть успокоилась.

— Произвол и безобразие, — выразила она свое отношение к событиям в департаменте и пообещала так этого не оставить. Мама не задала ни одного вопроса, но оказалась уже в курсе всего — очевидно, с ней связался кто-то из девчонок.

— Успокойся, твое увольнение мы оспорим, я свяжусь со Славой, — сказала она, похлопывая Алю по руке. — А некоторые еще очень пожалеют, что доводят людей до такого состояния!

Мать то успокаивала Алю, параллельно вспоминая забавные истории из своей практики, то вдруг начинала мягко ее стыдить за слишком эмоциональную реакцию на «диких людей».

После мамы забегал брат Димка. Пробовал жарить картошку и яичницу. Результаты этих кулинарных опытов выложил на красивую тарелку, гордо принес Але и настоял, чтобы та съела хотя бы половину. Еще заглянула соседка сверху, у которой есть телефон: предложила приходить без стеснения, если понадобится позвонить.

В общем, все взяли ее под опеку.

— Я же у тебя в этой квартире в первый раз, — сказала Ирка, поднявшись и подойдя к серванту, где за стеклом стояли фотографии. — Похожу тут, попялюсь немножко?

Смотреть, правда, было особо не на что: комната, совмещенный санузел и крохотная кухня — маленькая кособокая квартирка. Если в ней когда-то и делали ремонт, то, по всей видимости, тайно, поскольку никаких свидетельств тому не сохранилось. Оконные рамы рассохлись, между ними и подоконниками появились щели, которым оставался всего один шаг до амбразур. Потолочная штукатурка местами осыпалась, а возле люстры вздулась пузырями. На перекошенном карнизе висела выцветшая занавеска; из мебели — старый, но пока еще прочный диван, сервант на гнутых ножках с двумя мутными стеклянными дверками и журнальный столик плюс две табуретки. В дальнем углу пылилась покрашенная серебрянкой гиря да на стене висели старые часы с неисправной кукушкой. За аренду всего этого Аля ежемесячно отдавала ползарплаты.