Андрей Ковалев - Заражение (СИ)

Буйный тем временем, хрипя и воя на всю улицу, полез в дыру, шлепнувшись на траву подворья. Шатаясь, встал. И только теперь Грасс с ужасом заметил, что его белое рубище полностью заляпано пятнами крови. Они уже успели кого-то прикончить! А за забором уже нетерпеливо выли остальные.

В домах напротив начал загораться свет. Очевидно, горожане, возмущенные тем, что им не дают спать, решили выразить свое недовольство.

Захлопали ставни, начали распахиваться двери?

— Да кому там неймется?

— Кто орет на всю улицу?

— Уж я сейчас кому-то лишние зубы вышибу.

Гул рассерженных голосов нарастал, и это отвлекло психов за стеной. Те развернулись, и, рыча довольно резво, судя по шуму шагов, пошли на звук.

— Да кто вы, забери вас Рихард, таки… А-а-а-а-а.

Голос прервался резким противным звуком, а затем раздалось рычание и чавканье. Вскоре, в отдалении, закричал еще кто-то. А потом еще.

Пробравшийся на территорию заброшенного дома псих водил головой, пытаясь найти Грасса. Затем увидел кровавую дорожку и затопал по ней. Прямо к дереву, за которым прятался вор. Отбросив всякую осторожность, Грасс выскочил и, петляя как заяц, бросился наутек.

Улицы, прилегающие к площади Собрания, патрулировались особенно тщательно. Губернатору Россини совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь из жителей Центрального Района пострадал от рук злоумышленников. Поэтому патрули здесь были усиленными. Шесть гвардейцев с алебардами и парой пистолетов у каждого. Страже было дозволено применять оружие, если нарушитель не понимает с вразумительных речей. Никаких долгих разговоров, увещеваний или просьб.

Однако после резни в Доках, где несколько стражников нашли последний покой, среди гвардейского патруля царила какая-то нервозность. Солдаты крепко сжимали в руках древки алебард, сиюминутно озираясь по сторонам в поисках возможной угрозы. Ночь прошла спокойно и к утру стража чуть расслабилась. До рассвета оставался час. А затем можно будет отправиться в караулку, поесть и выспаться.

На улице Грез было пустынно и тихо. Лишь сапоги стражи выбивали в уличной тишине гулкую дробь. До площади Собрания оставалось несколько шагов, когда на освещенную фонарями мостовую вышел десяток покачивающихся фигур. Завидев их, сержант Жастин дал остальным гвардейцам знак остановиться. Фигуры стояли неподвижно, склонив головы и внимательно рассматривая стражу.

— Именем короля, вы нарушаете указ губернатора Россини о комендантском часе. Большие скопления людей на улицах недопустимы. Прошу вас, разойдитесь по домам, — подняв алебарду, громко произнес Жастин, обращаясь к незнакомцам.

Те как-то странно захрипели, а затем, шатаясь и вытянув вперед руки, направились навстречу страже.

— Готовьтесь к бою, ребята, — произнес сержант, обращаясь к гвардейцам нарочито громко, чтобы незнакомцы слышали его слова. Впрочем, хрипевшие незнакомцы не обратили на речь Жастина ровным счетом никакого внимания. Гвардейцы занервничали, крепко сжимая в руках окованные железом древки алебард.

Пошатывающиеся незнакомцы зарычали и ускорили шаг, практически бегом бросившись к страже. И вот первый, хрипя, налетел на одного из стражников. Тот в испуге отшатнулся, рассмотрев бледное лицо и затянутые бледной поволокой глаза. Незнакомец тут же мертвой хваткой вцепился в мундир гвардейца и впился ему в шею острыми зубами. Потекла кровь. Стражник, выпустив из рук алебарду, завопил от боли, пытаясь оттолкнуть нападавшего. Топор на длинной рукояти упал на мостовую, громко звякнув о камень. Стоявший рядом стражник размахнулся и с хаканьем ударил алебардой каннибала, напавшего на его приятеля. Лезвие топора с хрустом рассекло плечо и распороло спину, увязнув в человеческой плоти. Незнакомец пошатнулся, не выпуская из цепкой хватки свою добычу, но продолжил, рыча грызть горло и лицо кричавшего от боли стражника. Из глубокой раны, которая должна была убить психа-каннибала на месте, не вытекло ни капли крови. Стражник в недоумении выпустил из рук древко топора, и тут же на него с громким рычанием набросился один из нападавших, одним махом прокусывая мундир и вгрызаясь в плечо. Брызнула кровь.

Один из гвардейцев бросил алебарду и воя от ужаса бросился бежать по улице Грез. Жастин, выстреливший в одного из нападавших тут же подумал, что если он выживет и поймает паникера — спустит с него семь шкур за то, что тот бросил товарищей. Впрочем, мысли сержанта тут же занял налетевший на него безумный. Жастин выстрелил вновь. Тяжелая пистолетная пуля угодила в грудь напавшему, пробив большую дыру там, где должно биться сердце. Напавший упал, а Жастин, выхватив из ножен саблю, уже вступил в бой с другим противником. Тот пер напролом, абсолютно не обращая внимания на удары тяжелой сабли, оставляющей на его груди широкие бескровные порезы. Только рычал и пытался ухватить стражника руками. Жастин уворачивался и рубил нападавшего. На груди незнакомца уже не оставалось живого места — все тело было порублено в лапшу. Однако тот упорно продолжал пытаться ухватить сержанта за мундир. Наконец, Жастину удалось изловчиться, и рубануть нападавшего по голове. Это подействовало. Незнакомец затих и мешком повалился на землю.

— Так-то, — удовлетворенно отметил сержант, выдергивая саблю из головы павшего. И тут же икру ожгло болью. Вскрикнув, сержант посмотрел на залитую кровью мостовую. Один из нападавших, которому Жастин совсем недавно прострелил грудь, с рычанием впился в его ногу, пытаясь вырвать кусок мяса. Чертыхнувшись, Жастин опустил саблю, раскроив голову лежавшего на земле противника. Тот сразу затих. И тут же со спины на него налетел еще один из напавших, впившись Жастину в шею.

По спокойному лесному тракту Баланжира не спеша трясся выцветший фургон, запряженный парой гнедых лошадей. Дорога была старой, разбитой, и поэтому возница не гнал лошадей, боясь, что животины переломают ноги на такой дороге. Рядом с кучером на козлах сидел высокий усатый человек в широкополой шляпе, закрывавшей лицо. На коленях усатого лежал заряженный мушкет, а сам человек вертел головой, зорко осматривая придорожные кусты: напороться на лихих людей в этой части страны было проще, чем чихнуть. Налетят из лесу, и не посмотрят, что фургон старый да рассохшийся, а запряженные в него клячи уже доживают свой век.

Несмотря на то, что до рассвета оставался еще час, путники торопились попасть в Руж как можно раньше. Какая ярмарка без бродячего театра? Однако артисты в трясущемся фургоне запаздывали на праздник. И виной тому были инквизиторские дознаватели, задержавшие труппу в Боннаре пару дней назад. Клирики, пробравшиеся на выступление труппы, увидели в спектакле нечто подрывающее церковные устои. И доложили об этом инквизиции. Верные служители Вигхарда не заставили себя ждать, и сразу с дощатого помоста труппа отправилась в темные сырые застенки замка Луар, где актерам пришлось выступать перед новой, весьма придирчивой публикой. Дознаватели Охотников На Ересь допрашивали актеров почти сутки, и не миновать бы церковного им суда, если бы не вмешательство мессира Виктора. Губернатор оказался заядлым театралом и большим поклонником актерского мастерства. По счастливому стечению звезд, милорд Виктор и вся его семья были на том самом выступлении, в котором клирики заподозрили ересь. Губернатор пришел в полный восторг от представления. Раздосадованный задержанием актеров, Виктор выразил инквизитору свое недовольство и попросил выпустить труппу на свободу. Его Святейшество Урбан, разумеется, не пришел в восторг от такого предложения. Наоборот, кардинал был в ярости. Урбан ненавидел театры, цирк и прочую увеселяющую людей деятельность. И была бы воля кардинала, он собственноручно сжег бы на кострах всех артистов до последнего, чтобы не отвлекали людей от Храмов Вигхарда и мыслях о Судилище. Однако спорить с Виктором он не решился и поздней ночью труппу подняли на ноги, и пинками выгнали из сырых камер тюрьмы. Теперь путники торопились изо всех сил, чтобы нагнать упущенное время.