Виталий Саух - Город. Книга 1 (СИ)

Взгляды, перескакивающие с одного стеллажа на другой, отметили, что все стеллажи с аппаратурой стоят на месте, однако вздыхать с облегчением было пока ещё рано, сначала нужно было убедиться, что всё действительно в порядке. Для этого им пришлось разделиться и исследовать помещение до конца.

Первым разбитое стекло обнаружил Степан. Поначалу он даже этого не осознал, так как практически все осколки выпали за окно, и лишь небольшой сквозняк привлёк его внимание.

Подойдя к разбитому окну, Степан испытал настоящий шок от увиденного.

— Да что же это? — потерянно прошептал он Степан. — Что здесь происходит?

Подоспевший в это же время Артём, так же как и его коллега, замер на месте.

Зрелище действительно было невероятным. Столько народа ему не доводилось видеть даже в самый массовый праздник, а уж о том невероятном количестве злобы, которая излучала эта толпа, и говорить не чего было.

Они могли бы неотрывно смотреть на эту безмолвную, застывшую в гнетущем ожидании, толпу довольно долго, если бы в голову Артёму внезапно не пришла мысль о том, что они так и не увидели в зале Эдуарда, который, несомненно, должен был попасться им на глаза.

Невероятная догадка ошеломила и испугала его. Он даже побоялся высказать её в слух — настолько неправдоподобной она ему показалась.

И, тем не менее, Артём, следуя одному из многочисленных суеверий, боялся озвучить свою неожиданную мысль, страшась того, что она может воплотиться в чудовищную реальность.

Вместо него это сделал Степан.

— Это сделал Эдик?

Понимая, что отрицая очевидное, он просто обманывает себя, Артём наконец сдался, и не находя в себе сил что-либо ответить лишь чуть заметно кивнул головой.

В такие моменты чувство, которое обычно доминирует над всеми остальными — это глобальное чувство непонимания и единственный вопрос: — Зачем?

— Он должен быть там, — сказал Степан, и, держась правой рукой за раму, как можно дальше высунулся наружу, а затем стал внимательно разглядывать тех, кто стоял внизу под окном.

Степан был прав, Эдуард действительно был там. Именно в этот момент, он, как из водной толщи, вынырнул на поверхность и теперь, точно так же как и тысяча других, подняв вверх своё израненное лицо, с жадностью глядел на двоих своих коллег.

Глядел так, как только безумно голодный может глядеть на еду.

Словно всплывая со дна бездонного колодца сквозь невообразимую толщу мутной воды, Анфиса прорывалась к сознанию из всепоглощающего забытья.

На этот раз у неё не было сил даже на то чтобы открыть глаза, и все свои ощущения она сосредоточила на звуках, но, сколько бы она не пыталось, сложить их во что-то связное, узнаваемое у неё так и не удалось.

Сейчас её слух искажённый полуобморочным состоянием доносил до неё бессвязные отголоски чего-то, что могло быть как речью, так и просто шумами, растянутыми как при прослушивании звукозаписи на замедленной скорости. Они создавали ощущение какого-то бредового пугающего мира призраков, находящего где-то совсем рядом на пути к её вселенной, но отделённого от реального мира прочной преградой, сквозь которую можно было пройти лишь отделив свою душу от бренного тела, мира — в котором для неё уже не было места.

Страшась этого тяжелого, давящего ощущения, Анфиса отчаянно попыталась вырваться из этого промежуточного мира в реальный мир, и это усилие вновь лишило её последних сил.

А затем её воспалённым сознанием начал овладевать промозглый мрак, но за долю секунды до того как это произошло окончательно, ей вдруг подумалось, — « А что если я больше не смогу придти в себя? Что если это последний раз, когда я вообще что-нибудь чувствую? ».

От этой мысли Анфисе стало невыносимо страшно.

Терзаемая этим пугающим предчувствием она из последних сил боролась с надвигающимся небытиём, но оно было невообразимо сильнее её, и очень скоро Анфиса растворилась нём без остатка.

От представшего перед ним зрелища Филипп остолбенел. Когда-то он наивно полагал, что лишь в фильмах ужасов на кладбищах происходят ужасные вещи, но увиденное заставило его кардинально поменять своё мировоззрение.

Похоже, что это было целое семейство: муж, молодой парень с разорванной шеей, с ним его супруга — молоденькая девчонка, живот которой представлял из себя кровавое месиво, а её внутренности волочились за ней по земле. Кроме того, эта молодая мать держала за руку грудного малыша, но делала это так, как дети держат своего плюшевого медвежонка за лапу.

Увидев одинокого прохожего, весь выводок устремился вслед за ним.

Издав возглас отчаяния, Филипп, заметно прихрамывая, устремился в противоположную от них сторону.

Если молодая мать была не так резва оттого, что постоянно путалась и поскальзывалась на собственных внутренностях, то отец семейства, напротив, показывал чудеса скорости в беге с препятствиями.

В отличии от Филиппа, старательно огибавшего оградки, могилы и памятники, преследователь с легкостью перепрыгивал препятствия встававшие у него на пути.

Обернувшись в очередной раз, Филипп был готов зарыдать от отчаяния, так как молодой мужчина уже почти настиг его. Понимая, что от гибели его отделяет лишь мгновение Филипп, парализованный страхом, замер на месте, пассивно ожидая своей участи. Как стрелка компаса, указывающая на северный полюс, парень, неотступно следовавший за Филиппом, в очередной раз взмыл в воздух и перемахнул через горку глины.

Как в замедленной съёмке, Филипп в ужасе наблюдал за тем как парень опускается всё ниже и ниже уровня земли, а затем, ударившись грудью о край свежевырытой могилы, вместе с комьями глины полностью исчезает в ней.

Упав на дно глубокой ямы, мужчина дико взвыл и, ломая ногти, принялся остервенело карабкаться вверх по вертикальной стене. К счастью для Филиппа, выбраться из ловушки у него не получалось. Всё чего он добился — это сумел наскрести немного глины.

Сначала, Филипп, приготовившийся к смерти, даже не осознал того, что только что произошедшего, и лишь несколько секунд спустя до него, наконец, дошло, что он всё ещё жив. Однако, если он и дальше будет продолжать стоять на одном месте, то это продлиться не долго, потому что его второй преследователь — молодая мать, не смотря на трудности в передвижении, так же фанатично продолжала погоню.

Встрепенувшись, словно от удара током, Филипп оглянулся и, бросив взгляд, назад увидел в метрах пятнадцати девушку, которая время от времени всё так же спотыкаясь, бежала вслед за ним, только теперь вместо ребёнка в её кулаке была зажата маленькая синяя ручонка.

От увиденного Филиппа едва не вывернуло наизнанку, и он не в силах больше на это смотреть развернулся и вновь побежал.