Татьяна Белоусова-Ротштеин - Королевский туман

— Да, хочу, — легко ответил тот, — я хочу Вам помочь. В меру моих скромных возможностей.

Джеймс постарался изобразить на лице спокойный и вежливый интерес. Просто удивительно, сколько у него, оказывается, доброжелателей!

— Сразу оговорюсь, я не смогу рассказать Вам все детали этой истории, — заметил Ротбарт, взмахнув указательным пальцем, — но я постараюсь, чтобы наш разговор был Вам полезен.

— А Вы не думали написать мне письмо? — беспечно поинтересовался Джеймс.

— Нет, предпочитая вести переговоры лично, — барон не понял намек. Или сделал вид, что не понял.

— Переговоры? — Джеймс в очередной раз прищурился. Узел напряжения в груди опять затягивался. — Неужели речь пойдет о сделке?

— В некотором роде, — Ротбарт улыбнулся дружелюбно, словно продавец сладостей, — но, для начала, давайте уточним, что Вам уже удалось прояснить?

— А Вам? — нагло ответил вопросом Джеймс. Признаться, его уже начинал злить покровительственный тон некоторых «помощников». Барон Ротбарт живо напомнил ему графа Гелифакса, только банкир пока не хамит.

— Извольте, — тот ничуть не обиделся и опять мягко улыбнулся, — что я могу рассказать: в вашей славной столице обитают мистические создания, порождения тьмы, демоны или, если говорить по-простому, вампиры. Обитают уже довольно давно и пользуются покровительством неких благородных и высокопоставленных лиц. Ваш отец, представитель почтенного рода Мальборо, узнал об этом и не смог просто оставаться в стороне. С помощью антиквара Кинзмана он начал искать оружие против демонов. Но не успел завершить свой план. Всё так?

— В общем, так, — осторожно кивнул Джеймс, — откуда Вы знаете?…

— От самого Кинзмана, — просто ответил Ротбарт, — только не подумайте о нем плохого, коммерческую тайну он соблюдал свято. Просто мы с ним были, можно сказать, друзья, он не сомневался, что дальше меня наши разговоры не пойдут.

— Можно сказать? — переспросил лорд. — А можно и не сказать?

Барон задумчиво пожевал губами:

— Хм, нет, всё-таки друзья, — твердо заключил он, — все евреи в христианских городах так или иначе становятся друзьями, даже если им уже не приходится жить в гетто.

— Ну, власти Атлантии вам не в чем упрекнуть, — фыркнул Джеймс.

— О, что Вы! — барон живо замахал руками. — Не считая мелких недоразумений в начале тысячелетия, Лондониум в этом отношении один из самых, если не самый уютный город! На должном расстоянии от Святого престола, как географически, так и юридически. И от добрых иберийцев.

Официант принес заказ, и на минуту над столиком повисло молчание.

— Но Вы сейчас сказали «в вашей столице», — напряженно заметил Джеймс, — разве вы не считаете Лондониум своим?

О банкирах Ротбартах в Атлантии и на континенте ходили самые разные слухи. Сейчас Джеймс подозревал худшее.

— Считаю, разумеется, — задумчиво протянул Альберт, тщательно протирая вилку, — я родился здесь и провел большую часть жизни. Но всё-таки происхождение нельзя забывать. А в Атлантии его не забыть, при всём желании.

— Ну, еще скажите, что Вы бедный и Вас здесь страшно притесняют, — усмехнулся Джеймс.

— О, ни в коем случае, — Ротбарт усмехнулся в ответ, совсем беззаботно, и даже подмигнул, — и я, и мои предки вели здесь дела более чем успешно.

— Куда уж успешнее!..

Оба они намекали на «сделку века», которую совершил еще дед Альберта, основатель лондониумской ветви Дома Ротбартов.

Благодаря своим агентам, Натан Ротбарт раньше всех в Лондониуме узнал, что Бонапарт проиграл герцогу Веллингтону битву при Ватерлоо. Естественно, когда эта новость достигнет столицы, все атлантийские акции сейчас же взлетят в цене. Любой биржевой маклер поспешил бы скупить акции до их подорожания. Но Ротбарт не был «любым». Он явился на биржу и начал… продавать все имеющиеся у него ценные бумаги атлантийских компаний. Биржу закономерно охватила паника. «Ротбарт продает — значит, Веллингтон проиграл!». Деловое чутье Ротбартов уже тогда было легендарным. А вот их хитрость — еще нет. Вскоре все агенты Натана тоже принялись сбрасывать акции. Цены буквально обрушились. Ротбарт невозмутимо стоял среди обезумевших биржевиков и за секунду до прекращения торгов разом скупил все «обесцененные» акции. А там и новость о победе Веллингтона подоспела.

— Если Вы намекаете на Ватерлоо, — невозмутимо заметил достойный внук своего деда, — то наша семья кредитовала обе стороны. И, особенно, некоторых отдельных участников с французской стороны… Самый верный способ выиграть — это играть за всех.

— Хм, — Джеймс очень старался понять, куда, собственно, клонит барон, и при чем здесь Кинзман, — увы, не у всех хватает на это ловкости.

— Дело не в ловкости, а в рассудке, — неожиданно резко возразил Ротбарт, — скоро их покровители или, быть может, они сами захотят с Вами встретиться. И я очень советую Вам при этой встрече руководствоваться разумом и только разумом!

— Советуете мне… продаться? — какая трогательная забота! Интересно, с чего это барон Ротбарт так беспокоится о герцоге Мальборо? Подготавливает почву?

— Не «продаться», — терпеливо поправил Ротбарт, — а заключить взаимовыгодное соглашение. Поверьте моему опыту, большинство людей легко продают свои души и спокойно живут на вырученные суммы.

— Я верю Вашему опыту, — подчеркнуто вежливо кивнул Джеймс, — говорят, Ваш знаменитый прадед, основатель славного банка Ротбарта, так и начинал.

— О, несомненно! — барон весело рассмеялся и всплеснул руками. — А как же иначе выбраться из гетто во Франкфурте середины восемнадцатого века? Единственный способ — заключить сделку с дьяволом. Удивляюсь только, как этому пройдохе Мойеру удалось днем раздобыть христианского младенца для жертвы, ведь на ночь выход из гетто запирался цепями…

Амхель Мойер, начинавший мелким менялой, и прозванный за невероятный цвет шевелюры Красной бородой, отправил пятерых своих сыновей в пять главных европейских столиц. Из прозвища они сделали Имя. И построили настоящую финансовую Империю, которая может давать в долг империям обычным.

Как же тут не пошутить про дьявола?

Дьявол там, или нет, но лорд Леонидас тут же почувствовал, как его за горло взяла проклятая национальная вежливость:

— Простите, надеюсь, я Вас не обидел?

— Ничуть, — легко усмехнулся барон, — предки на то и предки, чтобы вспоминать о них с гордостью или хотя бы с улыбкой. Я уже сказал, именно наша лондониумская ветвь оказалась наиболее успешной. Как это ни парадоксально, на первый взгляд.

— Почему парадоксально?

Барон задумчиво качнул головой, положил в рот кусочек мяса, тщательно прожевал и лишь потом заговорил вновь: