Анджей Савицкий - Апозиопезис

— Надо чтобы тебя обязательно осмотрел врач, — коротко и решительно заявила Генриетта, подходя к офицеру. — Нельзя не обращать внимания на раны, заданные зомби.

— Так ты заметила? Нам удалось стащить его на нашу сторону реальности, в мир иной сбежать он уже не может. Демон превратился в банального трупохода. — Полковник глянул в окно. — Теперь это уже вопрос нескольких минут, чтобы мои люди захватили его и отправили в Цитадель. А там казенные некроманты все из него вытянут. Боюсь, что несколько задавленных в панике не слишком большая цена за захват террориста.

— Невинные жертвы всегда случаются, когда происходит что-либо нехорошее, — согласилась с ним Генриетта, подавляя неприятное чувство того, что говорит какую-то гадость. — У нас не было иного выхода, необходимо было захватить его в ловушку. А как вам удалось полностью материализовать его? Что это за оружие?

Полковник взял из рук ближайшего к нему агента фонарь с уже прикрытым зеркалом и подал девушке.

— Новейшее изобретение VI Отделения Личной Его Императорского Величества Канцелярии, то есть, сверхъестественной разведки, — с гордостью сказал он. — Пока что в состоянии испытаний, это экспериментальное оружие, но, выходит, действует. В фонаре имеется источник света реальности, сгорающего в магниевых стружках, отсюда такое резкое, белое сияние и немножко выходящего в стороны дыма. Источником являются экстрагированные и сконденсированные элементы материальности: математические теории, инженерные расчеты, научные теории и философские эссе — то есть, сама эссенция людского знания, лишенного эзотерики, основанного только лишь на логике и нерушимых физических законах. Достаточно было перевести весь этот материализм в газообразную форму в огне, и теперь пучок света, обогащенного реальностью, действует на сверхъестественные существа, срывая с них все непознаваемое и нереальное.

— Очень увлекательно, — произнесла Генриетта и осторожно взяла под руку пошатывающегося полковника.

Вроде бы это он ее вел, но на самом деле это железные девичьи мышцы не позволяли Кусову упасть. Прусская юнкер-девица спокойно провела российского офицера к выходу, через совершенно развороченный зал, заполненный поломанными стульями, утерянными предметами гардероба и потерявшими сознание или задавленными в толкучке дамами.

— Сейчас нам необходимо ехать в Цитадель и прижать этого типа, которого считают мозгом заговорщиков, — сказал полковник. — Но на самом деле он, скорее всего, всего лишь орудие в лапах турецких или французских заказчиков. Ну ничего, сегодня уж я с ним поговорю. А вот интересно, что он скажет, когда увидит своего подчиненного лишенным эктоплазмы.

— На сегодня следствия уже хватит, тебе нужно отдохнуть, Александр, — заявила Генриетта тоном, не терпящим каких-либо возражений. — Все подозреваемые под замком, из Цитадели они не сбегут. Завтра ими займешься.

— Ты так считаешь, Геня? — Полковник ковылял, держась за бок. — А может и правда пора отдохнуть… Да, душенька, ты права, никуда ведь они не убегут.

А на дворе начался дождь. Издали доносились выстрелы жандармов, гонящихся за трупоходом.

Раны от ранее вонзенных игл все еще болели. Несколько уколов с эликсирами правды и субстанциями, улучшающими память, Данил получил внутримышечно. В основном — в ягодицы, в результате чего не мог лежать на спине. Потому-то он и вертелся с боку на бок на нарах, закутавшись в сырое одеяло и даже в два, поскольку он присвоил себе одеяло и Бурхан Бея. Его же турецкого сокамерника забрали на допрос после полудня, перед этим тот долго прощался, как будто они провели в камере несколько лет, а затем заявил, что его сейчас же и освободят, благодаря вмешательству турецкого консула, Рустем Бея, выполняющего роль посла Турции в Варшаве.

— Мы обязательно еще должны встретиться, господин инженер, — заявил Бурхан, крепко пожимая руку Данила. — Мне кажется, вместе нам удалось бы осуществить одно коммерческое мероприятие, понятное дело, когда все это уже прояснится. Меня спрашивайте по адресу: Краковское Предместье 91. И обязательно свяжитесь со мной, не пожалеете. Думаю, что это может стать началом замечательной дружбы.

То ли из рассеянности, то ли по какой иной причине, турок позабыл в камере свои вещи, которые вскоре будут переданы ему тюремными служащими, а пока что ими мог пользоваться Данил. От Бурхана осталась феска, кисет с табаком, трубка и спички; но инженер к курению относился равнодушно. Это чувство осталось у него еще со времен, предшествующих превращению в механоборга, когда он тяжело болел легкими. Так что теперь до вечера он сидел совершенно бездеятельно, после чего безрезультатно попытался заснуть. Холод и боль после пыток эффективно мешали сну. Хорошо еще, что не дошло до худшего: генерал, граф Розвадовский, принимая во внимание факт, что имеет дело с джентльменом, который к тому же сам признался, отменил применение уколов кислот и других едких субстанций, задача которых заключалась в размягчении допрашиваемого и делании его более открытым к вопросам следственной комиссии. Автомат Тысяча-сколько-то-там-который тоже старался действовать деликатно, и заключенного не покалечил. Он на него даже особо и не давил. В качестве «аллаверды» инженер часа два, бесстыдно фантазируя, плел, что только приходило на язык. Он щедро сыпал фамилиями придуманных заговорщиков, сдав с головой пару сотен несуществующих обывателей и нескольких совершенно правдивых, зато нелюбимых Данилом банкиров и судебных исполнителей, которым он ничего хорошего никогда и не желал. Полковник Кусов сдался уже после первого часа словесного поноса и исчез, зато Розвадовский внимательно выслушал каждое словечко, после чего вновь попросил у инженера совета по поводу собственной изжоги.

Данил уселся на нарах, трясясь от холода и усталости. Стоявшая посреди камеры свечка догорела и погасла. Не прошло и пары минут, как дверь в камеру с грохотом отворилась, и в средину вошли двое охранников. Они зажгли новую сальную свечу и ушли. Правила есть правила: в камере все время должен гореть свет. Инженер критически осмотрел свечку и по ее длине оценил приблизительное время горения. У него было где-то с час.

Он размотал одеяло и расстегнул сорочку, открыл дверцу на груди и осторожно сунул во внутренности собственного тела ладонь. Какое-то время что-то выискивал, в конце концов — сунул руку по самый локоть. Понятное дело, внутри у него столько уж пустого места не было, просто он сам инсталлировал, помимо механизма-шлюза в параллельные миры, постоянно открытый порт к вспомогательному пространству — подчиненного измерения, не соприкасающегося с какой-либо реальностью, существующего на самой обочине вселенной. Это небольшое подпространство с ограниченными размерами должно было служить всегда находящимся с тобой и рядом тайничком, правда, сам Данил пользовался им редко. К примеру, он никогда не прятал туда деньги, считая их слишком грязными, чтобы носить в груди. Внутри находились только две вещи: жестяной медальончик с Богоматерью — единственная памятка от матери, и небольшой, ничем не примечательный артефакт.