Эдуард Байков - Битва бессмертных

Бойцы умели ступать беззвучно. Без малейшего шума группа стала пробираться в глубь техногенных сумерек, минуя застывшие громады тепловозов и электровозов. Здесь было тихо и пусто, но обостренным шестым чувством Валерий ощутил присутствие других людей…

Именно людей – не зомби.

Он предостерегающе поднял руку, и, подтверждая его догадку, ломкий мальчишеский голос выкрикнул:

– Стой! Стрелять буду!

Валера вмиг просек, откуда крикнул этот часовой, и оценил тактическую грамотность места – оттуда просматривалось почти все. Не опуская руки, он крикнул в ответ:

– Свои! Не стреляйте. Зовите главного, поговорим.

Пауза. Затем другой голос, постарше:

– Кто такие?

– Долгая история, – сказал Подольский. – Говорю же, зовите старшего, потолкуем. Нас семеро: вот мы все как на ладони.

Вновь напряженное молчание. Советуются. Потом юнец откликнулся:

– Ладно! Смотрите не рыпайтесь: вы под прицелом.

– Даже не подумаем, – устало произнес Валерий. А своим сказал вполголоса: – Все в норме. Похоже, здесь и вправду кто-то обосновался.

– И по-серьезному, – добавил Штепа.

Прошло немного времени, в глубине цеха зазвучали шаги. Кто-то шагал тяжко, твердо.

И вот из-за тепловоза возникла мощная фигура. Невысокий, но очень плечистый, плотный мужчина – про таких говорят: поперек себя шире.

Валерий вмиг понял, что человек этот далек от спорта, от всяческих единоборств тем более, но при этом наделен страшной, почти неимоверной силой – такой уж природный дар. И характером крут: на лице, густо заросшем черной бородой, с маленькими глазами, широким носом и тяжелой челюстью трудно было прочесть какие-либо тонкие душевные движения, зато воля и властность были прямо-таки высечены, как на граните.

Человек подошел к бойцам, посмотрел на Подольского, затем на Штепу, вернулся взглядом к капитану.

– Ну что, знакомиться будем? – спросил он глуховатым баритоном.

– Надо бы, – усмехнулся Валерий.

Мужик протянул руку, похожую на модель экскаваторного ковша:

– Силантьев. Трофим Иванович. Бывший бригадир путейской бригады. Теперь, – он кивнул массивной головой назад и вправо, – тут вроде президента что ли.

– Подольский. Валерий Яковлевич. Бывший капитан спецназа ГРУ. Бывший заключенный. Теперь практически никто.

– Ну, вот и познакомились, – сказал Трофим.

Люди, владевшие ситуацией на материке, допускали, что, кроме известных им островов жизни в Зоне – Бастиона, складов МЧС и ментовской колонии, могут существовать и какие-то иные очажки, помельче. Но их заранее списывали в безвозвратные потери – с долей вынужденного цинизма, а по-другому никак. По всем разумным подсчетам, такие группы больше недели продержаться не могли. О том, что чудеса на свете бывают, взрослые умные дяди на Большой земле знали, конечно, однако знали и то, что чудеса прогнозам и расчетам не подлежат. Случится такое – и слава богу! Но, скорее всего, не случится. Поэтому дяди в свои построения эти маловероятные чудеса не включали. А уж после падения всех центров сопротивления и эвакуации уцелевших из Башен – и подавно. О блуждающей группе капитана Подольского материк, разумеется, узнал сразу же, не успела еще колонна выйти из Зоны… но и к этому отнесся с разумным скепсисом, вернее, без больших надежд: что будет, то и сбудется – в точности по майору Ракитину, хотя и не зная об этой его присказке.

И, рассуждая так, «большие люди» совершенно упустили из виду одну крупную группу, заключившую себя в комплекс станционных зданий, затихшую там и никуда не высовывавшуюся…

Железная дорога в нашей стране всегда была своего рода «государством в государстве», а ее сотрудники – очень обособленной и специфической кастой. Когда случился взрыв и в городе была объявлена чрезвычайная ситуация, городской транспортный узел, естественно, трудился с полной нагрузкой: он не знал дней, ночей, выходных… Железно дорожники – народ дисциплинированный, поэтому паники и растерянности не было, хотя тревога, конечно, присутствовала. Вся дежурная смена осталась на рабочих местах, пассажирские поезда благополучно успели отправить, кое-кто даже из свободных смен успел прибежать – традиционно железнодорожники селились близ вокзала… А когда стало известно, что город полностью блокируют и отсекают от внешнего мира, на вокзале сумели оценить масштаб и опасность происходящего. По-быстрому собрали всех, кого только смогли, из домочадцев – женщин, детей, стариков… и перевезли, перевели, а кое-кого и перенесли в здание вокзала. После этого, как новгородцы на вече, собрались в зале ожидания.

В общей сложности здоровых юношей и мужчин – от девятнадцати до пятидесяти лет, – способных держать оружие, оказалось сорок три человека. Среди них и просто работяги, и машинисты, и довольно высокие чины местного отделения РЖД… Были и сотрудники транспортной милиции, и несколько студентов железнодорожного техникума, проходивших практику. В обсуждении участвовали все: такой демократии ни в Новгороде, ни в Запорожской Сечи, ни в самих Афинах не было. Бурное обсуждение свелось к двум основным тезисам:

а) необходимо закрыться, забаррикадироваться, замкнуться наглухо;

б) нужен твердый лидер, который бы обладал нерушимым авторитетом и умением руководить людьми.

Собственно, второе влекло за собой первое, и потому долгих споров-разговоров разводить не стали. Кандидатура была одна: начальник дежурной смены станции, властный, успешно поднимавшийся по карьерной лестнице мужик лет тридцати с небольшим. По нынешним меркам возраст, правда, почти мальчишеский, но этот парень сумел рано повзрослеть – и вокзальное «вече» единогласно избрало его своим вождем.

Он рьяно взялся за дело. Не теряя ни минуты, начал инвентаризацию: сколько нужных и не очень нужных им вещей, продуктов и прочих товаров народного потребления на станции и в застрявших на путях эшелонах? Выяснилось, что провизии, горючего и техники с избытком. Тогда «президент», как его сразу же успели окрестить, распорядился заправить бульдозеры, экскаваторы – и срыть склон ближнего холма, сделав отвесную стену, гигантский контрэскарп, говоря языком военных инженеров. Это было разумно.

Большинство мужиков здесь были крепкие, двужильные, мыслившие просто и рационально. Идею начальника они поняли враз – и работа закипела.

Пара дней сумасшедшего труда, который никаким стахановцам и не снился, – и «великая стена» была готова (ночью работать избегали, дабы не привлечь внимания шумом и светом фонарей). Это сильно улучшало положение осажденных, но все их проблемы не решало. Президент, казалось, совсем не спавший в эти сутки, совместно с милицейским лейтенантом, старшим наряда, дежурившим в ту роковую ночь на станции, разработали схему и график караульной службы, особое внимание уделив цехам ремзавода и депо, а также открытому пространству с северо-запада, со стороны Низовки. Теперь никакая сволочь не должна была проникнуть на территорию незамеченной!