Эдуард Байков - Битва бессмертных

Так жизнь помаленьку налаживалась. Что творится в городе, вокзальные не знали, хотя слышали шумы, взрывы, перестрелку и догадывались: ничего хорошего. Но все осознавали текущую задачу и сидели тихо, не рыпаясь.

Впрочем, оказалось, что сознавали не все.

Президент был сильным руководителем, но, видно, не очень хорошим психологом. Вернее, просто не считал нужным копаться в душах подчиненных. И так дел полно! А с кадрами работать я умею – так рассуждал он. И вправду, кадры подбирать он умел.

Есть люди, один взгляд которых заставляет быть с ними вежливыми и смиренными. Не спорить, упаси бог, не перечить тем более. А если оказался у них в подчиненных, как-то сразу чертовски хочется работать.

Именно таким человеком уродился бригадир путейцев Трофим Силантьев. Бригада у него была передовая, и заработки в ней были выше, чем в любой другой. Работяги туда рвались, и, конечно, Силантьев отбирал себе самых надежных, самых ломовых… Собственно, одной этой бригадой начальство латало все дыры, какие только возникали по ходу событий. Несколько раз Трофима выдвигали на повышение, но он неизменно отказывался, так как заметно потерял бы в деньгах.

Теперь, в этой пограничной ситуации, судьба сама вынесла бригадира вверх. Президент сделал его своим первым замом, и те, кто по прежней жизни был выше чином, с этим смирились… По-настоящему босс доверял только своему вице-президенту. Они быстро перешли на «ты».

И вот в очередной раз шеф пригласил зама к себе в кабинет.

– Слушай, Иваныч, – заявил он прямо, – есть у меня подозрение, что кто-то у нас крысятничает.

– Запросто, – не удивился Трофим. – А какие подозрения?

Босс сказал, что за последние два дня резко вырос расход продуктов – это он отслеживал тщательно, и установить убыток не составило труда.

– На кого грешишь? – спросил Силантьев.

Начальник хмыкнул.

– Не знаю, – признался он.

– А у тебя это… агентура своя есть? Стукачи, по-русски сказать?

Президент поморщился так, будто бы его носа коснулось какое-то особо гадкое зловоние.

– Нет! – отрубил он. – Таким говном не пользуюсь.

– Ну и зря, – спокойно молвил Трофим. – Ничего не говно, а так, нормальное дело. Как это сейчас говорят… маркетинг что ли?

– Менеджмент. – Босс решительно встал из-за стола. – Нет! Такой менеджмент нам не нужен.

И он изложил свой план: им вдвоем ночью надо сесть в засаду близ вагона с самыми дефицитными продуктами: консервами, армейскими пайками и кондитерскими полуфабрикатами, поскольку убыль именно этих деликатесов засек скрупулезный начальник… Силантьев заметил, что надо бы еще кого-то с собой взять. Президент категорически воспротивился.

– Ни в коем случае! – Он резко взмахнул рукой. – Все под подозрением. Информация только для нас двоих. Понимаешь?

Трофим Иванович этого не очень понимал, но успел уже узнать, что спорить с шефом – дело безнадежное даже для него, человека, способного отстаивать свое. Он и не стал. А кроме того, дисциплина как вошла в Силантьева еще в железнодорожном училище, так и осталась на всю жизнь.

– Ладно, – сказал он.

Часам к двенадцати ночи местная жизнь, и без того полуподпольная, замирала окончательно. Стояли часовые на постах, в комнате милиции располагались бодрствующая и отдыхающая смены караула, а прочие сто с лишним человек отходили ко сну… Дождавшись, когда сон сморил всех, руководство тишком отправилось в засаду.

Президент не был бы самим собой, если бы все заранее не предусмотрел. Бесшумно и невидимо даже для часовых они достигли вагона с дефицитом, затаились неподалеку. Время пошло.

Точнее, поползло. Впрочем, с нервами у обоих все было в порядке: сидели, не переговариваясь, даже не шевелясь. Тишина стояла почти мертвая. Потом сменились часовые – все строго по правилам, со светомаскировкой, с окликами, после чего разводящий увел прежнюю смену в здание вокзала.

А потом…

Потом послышались шаги.

То были воровские, тревожные шаги – Трофим распознал это дело вмиг. Тут же начальник осторожно притронулся к его руке. А шаги стихли. Но через секунду кто-то тихо свистнул.

И раздались другие шаги, уверенные. Затем неразборчивые голоса, затем боязливо блеснул свет фонарика, и заскрипела медленно отодвигаемая дверь вагона…

Президент резко хлопнул Трофима по руке и вскочил.

– А ну стоять! – рявкнул он хоть и приглушенно, но страшно.

Вдвоем они подбежали к вагону. Президент врубил свой фонарь. В световом пятне мелькнули три юных, ошарашенных и наглых лица.

Хотя нет – наглое только одно. Два других просто испуганные. Это были практиканты из техникума. Одного из них – с наглой рожей – Трофим приметил давно: гнилой парень, с говном в душе, сразу видно.

– Что, хорьки? Вагон потрошим? – зловещим тоном произнес президент.

Двое трусливо покосились на третьего – ту самую наглую рожу. Видно, он у них верховодил.

– Да не, – и глазом не моргнув, начал врать парень. – Мы так только, из интереса…

– Не свисти! – оборвал его президент. – Сейчас будет вам интерес по самые помидоры, да с огурцом. Готовь очко, драть будем. Ну!

– Чего – ну? – пробормотал парень, кинув взгляд на дружков.

– Того! Снимай штаны, вставай раком.

Лицо парня вдруг исказилось злобой.

– Давай! – взвизгнул он.

И, прежде чем Трофим успел что-то сообразить, двое метнулись к президенту.

Время сорвалось, мгновенья стали вспышками в темной пустоте. Силантьев увидал в руке парня монтажный ломик. Взмах – и он резко бьет по голове начальника. И еще, и еще!

Затем Трофим увидел три перекошенные рожи и себя самого. Точнее, свою руку. Спортом он сроду никаким не занимался, но кулак имел пудовый, а удар – не дай боже. Удар – и одна рожа исчезла.

Тут что-то стукнуло его в левое плечо. Трофим удивился, но лишь на мгновение. Нанес еще удар – второго кинуло под вагон.

Провал, вспышка – и третий хрипит, бьется на земле, а Трофим сидит на нем сверху, и в левом плече разрастается стреляющая, пульсирующая боль.

– Стой! Кто?! Что там у вас?.. – вразнобой беспорядочные, встревоженные голоса.

Прибежали часовой, караульные бодрствующей смены, еще кто-то…

– Шефа посмотрите! – приказал Силантьев.

Шеф был мертв.

– Ни хрена себе… – потрясенно пробормотал кто-то. – Да что же это такое?!

– А вон, счас у них спросим, – Силантьев встал, поморщился от боли: теперь стало отдавать в руку, – что это такое… Дай-ка!

Он взял пистолет у милицейского сержанта. Стволом ткнул в перекошенное от страха лицо.

– А ну, колись, гниль, – велел Трофим. – И не врать! Меня не проведешь. Одно лживое слово – и пуля в башке. Давай!

Малый, заикаясь, стал говорить. Выяснилось, что они втроем задумали побег. Решили набрать побольше продуктов, оружия…