Геннадий Ерофеев - Касторка

В конференц-зале хозяин и гость уселись подальше от входа, у самых окон, и Ольгерт сразу взял быка за рога:

– Я читал заявление изобретателя нейтронной бомбы Сэма Коэна о том, что «красная ртуть» (КР) существует. По Коэну, в ядерном центре США (национальная лаборатория Сандия, Нью-Мексико) КР исследуется как высокосильное взрывчатое вещество, называемое «баллотехническим».

– Было такое заявление, – не стал отрицать Колобов. – А создатель термоядерной бомбы Эдвард Теллер сказал: «Я не стал бы держать пари, что КР не существует. КР может быть важнее ядерного синтеза». От себя добавлю: «красная ртуть» – это поп-музыка ядерной физики. Слава КР скандальна.

– Я впервые разговариваю с человеком, который может внятно объяснить, что же такое пресловутая «красная ртуть», – сказал Олгьерт улыбаясь. – Так что же это такое?

– Я чувствую, вы тоже находитесь под обаянием «ядерной попсы», – улыбкой на улыбку ответил Колобов. – Не надо преувеличивать значения КР. Думаю, террористы изготовили – или где-то заполучили – ядерные устройства, так сказать, традиционного типа.

– Не имеете права говорить о «красной ртути»?

Колобов вперил в Васильева устало-ироничный взгляд.

– Да ради Бога. Это вещество известно под названием «Красная ртуть 20:20». Представляет собой соединение окислов ртути и сурьмы (Hg2Sb2O7) вишнёво-красного цвета и полужидкое (желеобразное). Это желеобразное соединение названных окислов образуется при двадцатидневном облучении в ядерном реакторе. Впервые КР была получена в 1965-м году на циклотроне в Дубне и, по словам одного нашего шибко засекреченного в те времена учёного производилась в Свердловске, Красноярске и Пензе в количестве примерно шестидесяти килограммов в год как компонент нейтронного оружия М-1975 – имеется в виду гаубичный артиллерийский снаряд калибром 240 миллиметров.

В КР содержится в сотни, в тысячи раз больше энергии, чем в тротиле. Нейтронная бомба с КР может быть не больше апельсина и иметь следующую конструкцию: корпус; внешний слой из обычного взрывчатого вещества с детонаторами; третий слой – «красная ртуть»; и в центре – тритий. Энергии небольшого количества КР, в отличие от ВВ, достаточно, чтобы сжать тритий и вызвать цепную нейтронно-ядерную реакцию. Такой «апельсин» уничтожит всё живое в радиусе шестисот метров.

Перспектива использования КР как для получения дешёвой энергии, так и для совершения терактов, заставляет отнестись к проблеме внимательно. – Колобов вновь обратил на Ольгерта взгляд умных и спокойных серых глаз: – Ну что, теперь вы удовлетворили своё «попсовое» любопытство? Поймите, дело вовсе не в «красной ртути». Это просто отвлекающая игрушка – как для маленького ребёнка голубой мячик. Профессор Грязнов занимался традиционными ядерными зарядами и ему по силам создать бомбу как на основе «красной ртути», так и без КР. Что он, как я твёрдо уверен, уже сделал. Не будем обманывать друг друга: бомба у террористов есть.

Колобов поднялся, подошёл к окну и отрешённо уставился в пространство. Васильев тихонько присоединился к профессору. Вчера вечером они со Смершевым вот так же переминались с ноги на ногу у окна его кабинета. Теперь за мутноватым стеклом вместо чарующего звёздного шатра виднелась мокрая брусчатка мостовой, серые унылые дома, семимильный многолапый виадук и плавно ныряющая под него пешеходная улица, несколько минут назад приведшая Ольгерта в странный институт. Сыпал нудный мелкий дождь. Там и сям беззвучно раскрывались спасительные парашюты разноцветных зонтов.

Колобов первым нарушил молчание.

– Несколько лет назад профессор Грязнов шумно расплевался с ведущими специалистами нашего института и, в частности, с вашим покорным слугой, которого он, кстати сказать, настойчиво приглашал к сотрудничеству вне стен НИИХЕРАД, и с гордо поднятой головой ушёл на вольные хлеба. Вскоре Грязнов выпал из поля нашего зрения. – Колобов бросил на Ольгерта быстрый взгляд. – А из вчерашний беседы со Смершевым я понял, что и из вашего поля зрения тоже.

– Охарактеризуйте Грязнова, – попросил Ольгерт.

– Адольф Грязнов – типичный честолюбец и неистощимый генератор неожиданных идей, – без раздумий ответил Колобов. – Он неподражаемый эксцентрик, далеко не безобидный шутник, желчный насмешник, мистификатор и бесстрашный авантюрист. Голова у него удивительная. Мощная голова. Но самое, пожалуй, главное: Грязнов – закоренелый мизантроп. Он ненавидит людей и презирает их. Поэтому при таком махровом букете… – Колобов прищурился, словно пытаясь проникнуть в прошлое, пронизав серую пелену нудного дождя. – Помните старый фильм, где лежащий на смертном одре старик незаметно поджигает газету у читающей ему сиделки?.. Это вылитый профессор Грязнов. Адольф Иванович способен на всё и не остановится ни перед чем. Терять ему по большому счёту нечего. Когда Грязнов уходил из института, ему было уже далеко за шестьдесят и он тяжело болел.

– От какой печки посоветуете пуститься в пляс? – спросил Ольгерт.

Колобов надолго задумался. Прошумел по виадуку поезд, потом ещё один. И ещё. В проплешинах ромашкового моря разноцветных зонтов тускло поблёскивала намокшая брусчатка; дождь лил не переставая.

– Получайте вашу печку! – повернулся к гостю Колобов. – Если правда, что в детективных романах действие обычно завязывается в отеле, ночном клубе или баре, то вот вам презлачное местечко, где этого «добра» пруд пруди. Я имею в виду расположенный в свободной экономической зоне город Энск.

Ольгерт непроизвольно присвистнул.

– Вы там бывали? – по своему истолковал реакцию парня Колобов.

– Будь моя воля, я бы прикрыл все эти чересчур свободные экономические зоны и ублюдочные силиконовые долины а ля рюсс, – сказал Ольгерт, так и не ответив на вопрос. – Наш с вами детектив завязывается не в гостинице, не в ночном клубе и не в баре, а в тихом омуте НИИХЕРАД, в котором, как я подозреваю, водятся очень страшные черти.

– Частица чёрта в нас заключена подчас, – процитировал Колобов, улыбаясь одними умными глазами. – Влачащие нищенское существование сотрудники нашего института играючи могут подняться на сокрытые от большинства людей ослепительные вершины обобщений и абстракций. Но низкооплачиваемых прирождённых космологов и физиков-теретиков, как и в прежние времена, заставляют делать оружие.

Ольгерт принялся засыпать профессора вопросами. Вернее, осыпать, поскольку ощущал себя профессиональным боксёром, несмотря на все старания не могущим завалить физически маломощного хлипака-мозгляка. Он заходил справа и награждал Колобова тяжёлыми хуками по корпусу. Он смещался влево и наносил ему хлёсткие свинги в голову. Он стремился достать чисто выбритый подбородок профессора лихим нокаутирующим аперкотом. Он потрясал его мощными прямыми в грудь и подлыми и коварными под дых – на грани фола. Но Колобов, хоть и по очкам, но выигрывал бой.