Геннадий Башунов - Продавцы грёз. Том 1

– Не хочешь, – произнесла девушка, снова обнажая кривые жёлтые зубы в таинственной улыбке.

Я поймал себя на мысли: несмотря на её отвратительную внешность, в ней что-то есть. Тайна, которая читалась в улыбке, глазах. И что-то ещё. Другое. Чуждое. Непонятное.

– Тебе плохо? – спросила незнакомка.

– Нет, – солгал я.

– Ты хочешь изменить всё это?

– Не понимаю…

– Понимаешь, не лги мне.

– Если скажу, что – да, будто что-то изменится, – горько произнёс я. Моя нервозность прошла, накатила тоска, мучившая меня уже долгое время.

Нет, меня не бросила девушка, не отчислили из университета, у меня нет проблем с родителями или друзьями. Я просто устал. Почувствовал себя лишним, ненужным. Чёрт, я даже не понимал причины нахлынувшей на меня апатии. Просто стал другим. Сначала это доставляло мне странное, садистское удовлетворение. «Я повзрослел», – гордо говорил я сам себе, а сам ночами кусал подушку, стараясь справиться с глухой тоской, пожирающей меня. Я продолжал жить и улыбаться, скрывая за улыбкой зубовный скрежет. Нет, я не думал о суициде, никогда не думал, всегда хотел жить, и с этим «взрослением» ничего не поменялось. Но – жить не так, как живу сейчас.

– Изменится, – пообещала мне незнакомка, отвлекая от мыслей. – Стоит только захотеть, и для тебя изменится абсолютно всё.

– И что же произойдёт? – насмешливо спросил я.

– Хочешь узнать?

Прежде чем ответить, я долго изучал лицо своей собеседницы, озарённое – по-другому и не скажешь – всё той же таинственной улыбкой.

– Хочу… – прошелестел в ночи мой тихий шёпот. Мне показалось, что это слово полетело от меня к этой некрасивой девушке, вспыхнуло ярко-красной краской и отпечаталось в ночной темноте, как надпись красными чернилами на белоснежной бумаге.

Что-то кольнуло мой большой палец правой руки. Вздрогнув, я поднял руку и увидел в свете фонаря, под которым стояла скамья, крупную каплю крови.

– Контракт заключён, – деловито произнесла незнакомка, поднимаясь со скамьи. – Ты молодец, Алексей.

– Кто ты? – прошептал я, глядя в спину странной девушке.

– Продавец грёз, разве не ясно?

– И о чём я мечтаю?

– Чтобы всё изменилось, ты же сам сказал. Не волнуйся, ты поймёшь, когда это произойдёт. Прощай.

Незнакомка растворилась в ночной темноте, а я остался сидеть в свете фонарей, тупо глядя ей вслед.

Удивительно, но в моей душе забрезжила искорка надежды.

«Тогда я ещё раз покурил и пошёл домой, – вспоминал я, шагая по влажной траве. – А проснулся здесь. Уже неделю я умираю от жажды, голода и холода. Об этом я мечтал?»

Конечно же, нет. Но «продавец грёз» не солгала, действительно всё изменилось. В худшую сторону. Но скоро всё поменяется окончательно… Скоро. Надо только подождать.

Мою правую ступню пронзила боль. Я упал, инстинктивно подтягивая ногу к животу. Понимание того, что ждать осталось не так уж и долго, пришло очень быстро.

Из и без того израненной правой ступни торчала какая-то ржавая железная хреновина размером с приличный гвоздь. Что ж, рано или поздно, это должно было произойти, сетовать на неудачу нет никакого смысла. Превозмогая боль, я вырвал железяку, непроизвольно отметив, что она покрыта отвратительными зазубринами. Зашвырнув железку как можно дальше, тяжело откинул голову на пожухлую траву. Громко вздохнув, закрыл глаза, повернулся на бок и постарался расслабиться.

От кровопотери я, конечно, не умру, но в таких условиях запросто заработаю столбняк или чего похуже. Что ж, быть может, так будет ещё проще…

Интересно, умирать – это больно?

Не знаю, сколько лежал так, с закрытыми глазами, не думая ни о чём. Возможно, даже немного вздремнул. По крайней мере, мутные и скомканные видения родителей, друзей и единственной девушки, чувства к которой можно было охарактеризовать словом «любовь», могли прийти ко мне во сне.

От сна – или бреда наяву – меня отвлёк хрипловатый мужской голос. Говорил, определённо, человек, но я не понял ни слова. Решив, что это предсмертная галлюцинация, я даже не раскрыл глаз, чтобы поискать источника звуков.

В чувство меня привёл не сильный, но вполне ощутимый пинок в рёбра. Инстинктивно свернувшись в комок, я раскрыл глаза.

Надо мной стоял заросший бородой по глаза тип крепкого телосложения. Его одежда выглядела странновато, хотя её крой был вполне привычным – кожаная куртка, штаны из плотной ткани, похожей на джинсовую, высокие ботинки. А вот на его груди висело нечто странное, но достаточно устрашающее. Приклад, вроде есть, ствол – тоже. Наверняка это оружие. Я, всё ещё лёжа на боку, попробовал поднять руки и вслух произнёс:

– Сдаюсь.

Мужчина снова что-то произнёс, но я по-прежнему не понимал ни слова, даже интонации его голоса казались чуждыми, непривычными. Впрочем, с иностранцами так бывает.

– Ничего не понимаю, – честно сказал я. – У вас будет что-нибудь пожевать? Хоть сухарик?

Очередная непонятная фраза, за которой последовал пинок в бедро. Может, он приказывает мне встать? Да, скорее всего. Плевать, пусть он окажется хоть работорговцем, только бы покормил. Я попытался встать, но сил не осталось совершенно. Не говоря ещё и о боли в ступне.

– Не могу, – пробормотал я. – Нога, – я указал на повреждённую ступню.

Бородатый внимательно осмотрел место, куда я указывал, подёргал головой и снова подтолкнул меня ногой, на этот раз куда мягче.

Тяжело вздохнув, я с огромным трудом встал на четвереньки, но подняться на ноги сил у меня не осталось. Кажется, незнакомец, наконец, это понял. Он помог мне встать и недвусмысленно подставил правое плечо, на которое я с удовольствием опёрся. Бородач что-то проворчал, и мы медленно заковыляли вперёд. Уже после второго десятка шагов нежданный спаситель практически тащил меня на себе, чем я бессовестно пользовался. Всё-таки неделя голодовки истощила меня, и не только в физическом плане, но и моральном тоже. Я готов был разрыдаться от счастья и, пуская слюни, упасть в колени своему избавителю. Ещё бы чего-нибудь пожевать…

К счастью, идти пришлось недолго. Мы добрели до очередного разрушенного бункера, за которым на небольшой высоте висел…

– Дирижабль, – пробормотал я. – Мать его, дирижабль… Вокруг разрушенные боевые машины, роботы, а тут дирижабль…

Бородатый что-то пробурчал и резким движением забросил меня на закорки. Мои конечности безвольно болтались, как у марионетки, которой обрезали нитки. К дирижаблю мы поворачивать не стали. Мой спаситель прошёл вдоль полуразрушенной стены бункера и бесцеремонно забросил меня в дверной проём.