Анна Закревская - Entre dos tierras

Прикрыв глаза, Крис медленно шёл мимо закрытых дверей – комната Лина, хлопковые футболки и любимые рыбные сухарики; комната Марии, еженедельные цветы от Хидео; комната Линды, колдовской парфюм и… Иди дальше, чтоб тебя… Электроника и ветер внешнего мира из вечно открытого на узкую щель окна. Последний луч закатного солнца алым прямоугольником падает на стену, охватывая почти все семейные фотографии. Простите меня, родные, я безумно люблю вас и буду любить до последнего удара сердца, но по осени перелётным птицам нет покоя. Свежий ветер срывает их с тёплого уюта насиженных мест, манит в высокое небо, за туманный окоём. Лететь, сколько хватит сил, не оглядываясь назад, а потом упасть в горячие руки на берегу северных озёр. Это моя осень, и я не имею права опоздать на свой последний поезд.

* * *

Институт был тих и пуст. Гулкие безлюдные коридоры провожали эхом цокот Олесиных шпилек. Она двигалась уверенной походкой человека, знающего цену себе и другим. Причём сравнение явно было не в их пользу.

Дверь в рабочий кабинет мягко чвакнула за спиной. Автоматика зажгла освещение, нежно-синие блики легли на кожаные диваны и старинный деревянный стол. Олеся угнездилась в кресле и крутанулась к абсолютно голой стене напротив. Щелчок пальцев с идеальным маникюром – и вместо стены огромный экран. Уже привычным движением по сенсорной панели открыть папку «Недавние». Дело №357.

На полстены разворачивается фотография Александра Рыкова. Алекса. Саньки. Трехмерная модель тела крутится волчком. По экрану бежит текст – его история болезни. Но взгляд снова и снова возвращается к пульсирующему алому пятну на правой половине груди мужа. Где-то в тексте мелькает диагноз… Олеся спокойна.

Это не её дело. Важнее угадать, сколько же всё-таки ему осталось. Важнее для неё, потому что такая жизнь уже невыносима.

Это было проклятием. Олеся сначала пыталась не обращать внимания, отшучивалась. Потом злоба и обида захлестнули её с головой. С годами острота проблемы заметно притупилась, но ненависть уже пустила корни в душе.

«Провинциалка». Снобизм москвичей зашкаливал. Это самое мягкое, что слышала в свой адрес Олеся, когда речь заходила о корнях. А было ещё и что-то вроде «человек второго сорта», «ну как можно сравнивать ваш уровень образования и столичный?», «а вот у меня даже бабушка родилась в Москве, да-да».

Где-то в нескольких тысячах километров на восток остался её дом, в котором она не появилась ни разу с семнадцати лет. Умерли родители, порвались все ниточки, которые связывали амбициозную девчонку, приехавшую покорять столицу, с… Нет, наверно, уже и дома-то не осталось. Тайга не терпит постороннего в своём царстве.

А когда Олеся познакомилась с Алексом, наконец, появилась маленькая вероятность, что всё изменится к лучшему. Надёжный, словно выкованный из железа человек защищал, оберегал, даже непонятно зачем жертвовал собой в мелочах. Олеся этим не прониклась. Но квартира и московская прописка грели не хуже, чем мужские руки.

Впрочем, сейчас, сидя в уютном кресле и забросив ноги на стол, она смотрела на прожитые с Алексом годы как будто с высоты птичьего полета. Нет, её нельзя было упрекнуть в том, что она была плохой женой. Ранний подъём, и пока он ещё спит – собрать завтрак на двоих, съесть свою часть и уйти, стараясь не шуметь. Даже одеваться на работу, не включая свет. Отпахать целый день в институте, минимум одна сложная операция в день, вернуться домой… И упасть? Аж три раза. Приготовить ужин, дождаться Алекса из его «Div-in-E», попутно сделав кучу бытовых мелочей. Всегда она следила, чтоб он был ухожен и опрятен, да и убирать за ним бардак как после тропического шторма – то ещё удовольствие.

Но, кажется, она что-то упустила. Сейчас, вот-вот, еще немного, и она поймёт, что именно. Алекс просил не этого. Он вполне мог бы жить в квартире с уборкой раз в месяц и мятыми рубашками, с консервами в холодильнике и отсутствием супа на ужин. Но только не с этим заботливым, приветливым и таким очаровательным… равнодушием. Олеся поморщилась. Она понятия не имела, в какой семье вырос Алекс, но по её представлениям брак должен был быть именно таким. Построенном на ответственности и спокойствии. Ведь семья – тихая гавань, разве не так?

«Не так», – прозвучал вдруг тихий голос мужа в голове. Фотография на стене криво усмехнулась.

Олеся моргнула.

Тишина в комнате стала абсолютной. Ни шороха, ни звука. Стройный поток мыслей в голове превратился в хаос.

Видимость счастья длилась всего два года. Потом Алекс замкнул все связи на себя, с каменным лицом выполняя поручения по дому. Олеся физически чувствовала, как он давит в себе импульс, гасит эмоции и старается соответствовать этой атмосфере вселенского спокойствия. Но теперь уже её попытки наладить контакт разбивались о широкую грудь Алекса и его сердце, закованное в броню самоконтроля. Лишь изредка, в случайные ночи исполнения супружеского долга, которых Олесе почему-то всегда было мало, Алекс сбрасывал эту маску. Олеся вздрогнула. Эти ночи никогда не забыть. В её объятиях был трепещущий живой огонь, не знающий меры и границ. Он обжигал, оставляя в памяти те шрамы, что так ноют сейчас.

А потом два года заграничной командировки разорвали последние нити между ними. «Но с другой стороны, – фыркнул внутренний голос, – он подарил тебе свободу делать всё, что угодно». О да, институт, карьера, интереснейшие разработки в области нейрофизиологии и нейрохирургии… Мечта, ради которой Олеся и переехала на съёмную квартиру в Деловом центре. Алекс, верный слову, не мешал, посвящая весь досуг детям Вебера. Возился с Лином, прикованным к коляске, сторожил Машу в транскоде.

Олеся закрыла глаза. Как же она была слепа…

Не заметить у мужа опухоль в груди. Ладно, это объяснимо. Всегда одет при малейшем намёке на свет, а ночью или не до того, или ночник вырубает мгновенно.

Не засечь момент, когда у него сдали нервы, и он перерезал себе вены. Катана, черти б её побрали. Олеся вдруг вспомнила, как отмывала клинок меньше года назад. Алекс, весь в крови, притащился с Лином к ней на работу… И ведь тогда же она в первый и последний раз увидела приступ. И не поняла, даже не попыталась узнать, что это было. Достать историю болезни уже тогда не составило бы труда для старшего научного сотрудника, немало поработавшего за свою жизнь с людьми в нужных сферах.

Но всё это мелочи по сравнению с Главным.

Кристиан Вебер.

Сволочь последняя, утащившая мужа куда-то на Север, в деревню с непроизносимым названием. Олеся судорожно выдохнула. Да лучше бы Алекс сдох от потери крови, чем вот так опозорил семью. Ей наплевать на него, нетрудно признать. Она зашила ему руку тогда только потому, что он пришёл именно к ней. А уж простреленное лёгкое и перерезанные вены – на твоей совести, Вебер. Но это не давало тебе никакого права на…

Читать дальше