Анна Закревская - Entre dos tierras

Ну, хорошо. Я всё понимаю. Ну а потом, после…

– А после мне надо в транскод. Ребята ждут уже с утра. Новый проект, Охотник. Или ты забыл?

Читаешь мои мысли, Овер. Охотник зажмурил глаза, отчаянно борясь со Зверем внутри. Молчи, Овер, молчи сейчас… Пресвятой коннект, ни слова.

Крис обернулся. Опять киловольты в серой радужке, опять эта сводящая с ума безупречная грация благородной птицы, опять режет солнечный свет острый профиль лица. Только сейчас это не заставляет меня падать на колени, восхищаясь своим королём. Это провоцирует гиблую страсть к соревнованию, к стремлению не проиграть в заведомо безнадёжной партии.

– Я знаю… – мягко произнес Овердрайв, и Зверь мгновенно разорвал Охотника в клочья.

– О да, ты все знаеш-ш-шь, – прошипел Зверь, невольно пригибаясь и обнажая клыки. – Ты же всесведущ и идеален, р-р-раздер-р-ри тебя все соединения… С тобой невозможно жить.

– Это ты кому? – уточнил Крис, поднимаясь и делая шаг к Зверю. Мой милый, ласковый, меня так задолбали в Питере, в том числе твоя очаровательная стерва-Олеся, что я сейчас могу выдержать любое пламя в твоих синих глазах. Ещё и останется, чтоб спалить тебя дотла. Но я не буду этого делать. Крис тонко улыбнулся. – Невозможно, значит… Молчу, Охотник.

Зверь взревел. Опять это ангельское всепонимание! С языка сорвался многоэтажный мат. Одно изящное предложение, которое описывало мироздание гораздо точнее, чем Новый и Ветхий Завет. И досталось в нём всем. На этот раз – без исключений.

А теперь бежать. Не оглядываться. Забиться на чердак… Алекс рухнул на колени и с размаху ударил кулаками по дощатому настилу пола. Зверь в тщетной попытке уцелеть под напором раскаяния рвал глотку первозданным криком и заставлял сердце уходить в горящие виски.

Что-о-о ты наделал… Ты же больше всего на свете на самом деле хотел даже не того, чтобы Овер был твоим, а чтобы ты, Охотник, наконец обрёл администратора в его лице. Ты же сам доверился, сбросил маску, стал открытой книгой в руках этого до невозможности запредельного человека. Чего ты теперь хочешь, идиот? Чтобы этот ангел, который тебя вытащил с того света, вдруг перестал листать твои страницы и притворился слепым? Подыграл тебе? Говорил правду, когда знает истину?

Боль с размаху обожгла грудь, протягивая огненный шнур через плечо. Зря стараешься, зараза. Анальгетик внизу и я за ним не пойду, мы оба это знаем. Но мне плевать на тебя. Сейчас внутри такая боль, что в тысячи раз сильнее тебя.

Это трещина. Один из того миллиона малых надломов, которые в итоге рушат всё. Ты уподобился Линде, Охотник. Из светлой Парвати превратился в темную Кали. И очень слабое утешение, что ты, в отличие от богини, всё-таки понимаешь, что натворил сейчас. Когда всё сказано, это уже не спасёт.

Вытянуться на полу под низкой двухскатной крышей и попытаться вдохнуть как можно глубже, сопротивляясь спазму диафрагмы. Скрюченная судорогой рука вдруг нащупала в груде затхлой соломы у самой стены что-то твёрдое. Нет, осязание не обманешь. За столько лет ты знаешь каждую выбоинку, каждый штрих этих деревянных ножен.

Алекс рывком вытащил катану на свет божий. Так вот куда ты её спрятал от меня, Крис…

В руке дрожит клинок. Эфес, обтянутый кожей, кажется совсем чужим.

Зашумел флаер. Где-то далеко внизу, за шумом крови в ушах, раздались голоса. Прилетел Рафаэль. Какая же ты сволочь, Охотник. Из-за тебя Криса наверняка достала в Питере Олеся и ещё бог знает кто. Ты сам подрубил ему крылья, сорвавшись с цепи. И сейчас его добьёт Санти.

А ты ведь должен был отдавать свой заряд, потому что ничего больше не умеешь.

Ты его не достоин, сука.

Ну, так давай, чего стесняться… Овер – ангел, он выдаёт симметрию. А ты выдай себе наказание. Сам. Потому что у сероглазого короля никогда не поднимется на это рука. Он будет терпеть снова и снова.

Холодная сталь на шее. Клинок лежит плашмя. И поставить его на заточенное до остроты бритвы ребро проще простого, когда ты это заслужил.

Прости меня, Овер.

Разговор Рафаэля и Кристиана был недолгим, главным образом потому, что состоял из коротких пояснений Санти под текстом документов, которые один за другим получали украшение в виде нервной, летящей подписи Овердрайва. Несколько бухгалтерских бумажек, как прелюдия перед основным действием, а именно – заявлением об увольнении.

– Я слышал, ты тут тайком ловишь моих ребят над пропастью во ржи, Крис, – едва заметно усмехнулся Рафаэль, отработанным движением кладя бумагу на стол и слегка подталкивая её к сероглазому хакеру, словно и не было никаких совместных разработок, споров до хрипоты, которые неизменно заканчивались дружеским рукопожатием, и бесчисленных моментов, когда один только взгляд Овердрайва и его тонкая рука, неизменно протянутая навстречу другу, удерживали горячего аргентинца на краю обрыва, в глубине которого кишат голодные твари большого бизнеса, готовые пожрать любую рыбёшку, даже не подавившись. Что ж, Санти. Я не знаю, что стало причиной твоим метаморфозам – уход Николь, жёсткие требования инвесторов или пресловутый кризис среднего возраста, но если ты настолько изменился, что смог без боли вырезать из своей памяти эту долгую дорогу, по которой мы шли плечом к плечу, с той самой победы над тайским монстром, то…

– Не думал, что в эту пропасть их будешь сталкивать ты, Санти, – тихо ответил Кристиан. – Спасибо, что отпустил меня. Теперь я смогу ловить их не таясь. Ну, а про тебя слышно, что твоя новая стратегия получила единогласное одобрение инвесторов?..

– Именно, Кристиан, – Рафаэль упорно не желал вспоминать истинное имя хакера. – Ты, наверное, злишься на меня за то, что тебе за эти годы не удалось достичь того же, что сделал я за несколько месяцев? А всё почему? Вспомни наши сетевые игрушки. Сколько раз тебя выносили к чертям только из-за того, что в поединке ты медлил с последним, смертельным ударом? Есть дела, в которых жалость неуместна, Крис. Стоит пожалеть одного – остальные мигом разорвут тебя на куски и выпьют до дна. И ни-че-гошеньки не останется. Давай, подписывайся уже. Я опаздываю на презентацию.

Дышать… Как можно глубже. И не думать, чёрт возьми, что тебе снова придётся уходить из отстроенной с такой заботой крепости, которая почти двадцать лет была твоим вторым домом, и найти в себе силы не обернуться последний раз на её светлые башни, пронзающие синее небо… А теперь на остатке самообладания добавить немного металла в голос и выложить на стол два листа бумаги, заполненных мелким шрифтом – свой последний козырь. На смертельный удар не тянет, но будет больно.

– Я передам тебе контрольный пакет акций, Рафаэль. Но при одном условии. Больше никаких увольнений. И восстанови в правах инициативную группу, потому что в принятии ключевых решений ты обязан прислушиваться к мнению тех, на чьих плечах по-настоящему держится компания. Ты согласен.