Таша Истомахина - Я твой Ангел. Серия «Корни и крылья», книга 1

– Что, первый раз на море? Масштабно, да?

– По книжкам как-то впечатлительней представляла… или задушевней. Но воды много.

– Это ты отходишь от стресса. Скорее всего, испугалась Брежатых, переволновалась и истратила дневной запас эмоций. Поэтому и не можешь радоваться солнцу, морю и чудесной еде. И ещё тебе за машину стыдно.

Говоря это, Михаэль разложил на обрывке оберточной бумаги сыр, хлеб, оливки и яблоки. Багет он наломал неровными кусками, чтобы можно было макать его в запашистый мягкий сыр, который тягуче поплыл по бумаге, стоило только нажать пальцем на запечённую корочку. Сначала я попробовала всё по-отдельности: белый мякиш, оливку с шершавой косточкой внутри, кусок яблока с того боку, что закатнее, напоследок слизнула сыр с безымянного пальца. Потом взяла из рук Михаэля бутерброд, который он ловко намазал складным ножиком, и, надкусив ломкую корочку, возразила:

– Меня толпа напугала. А эти, форменные – ну что они могли сделать со мной на главной площади?

– На площади ничего, но они могли забрать тебя в Кромлех. Знаешь, какими люди от туда возвращаются: словно из них затычку вынули. Они тают и тают, теряют интерес к жизни, потом становятся ходячими овощами. А снаружи – ни царапинки, ни синячка.

– Ужасы какие-то рассказываешь!

– А то.

– Может, ты и про Дэмпфера что-нибудь знаешь?

Михаэль даже не шелохнулся в мою сторону, но брови скучил и голос понизил:

– И откуда же тебе донесло про Дэмпферов?

– Так он не один? Их много?

– Немного. Всего два или три… человека. Где услышала?

– Брежатые сказали.

– А они сказали, что надо этих тварей избегать всеми возможными способами?! Лучший вариант – слушаться старого опытного напарника. А ещё не высовываться. И вопросы лишние не задавать. У тебя в блокноте сколько граф? Три. Так почему же ты свои вопросы сочиняешь? Вот почему ты спрашиваешь у людей, видят ли они сны?! Это то же самое, что спросить, не сидит ли у них на заднем дворе дрессированный Дракончик!

Михаэль высказывал мне наболевшее, мерил тяжелыми шагами каменный пятачок до обрыва, взмахивал руками, глядел сурово и ворошил тёмно-русые кудри широкой ладонью. Я же гасила улыбку, убирая остатки обеда со скамьи и размышляя о том, что не ответить человеку можно двумя способами: сказать «не знаю» или забросать его встречными вопросами.

Потянув Михаэля за теплую ладонь, я усадила его рядом и посмотрела ему в глаза, только сейчас с удивлением заметив, что одна его радужка просто зелёная, а другая – зеленая с золотистой полоской от зрачка. Почему-то это отвлекало и лишало меня возможности заглянуть глубже, за завесу грубости и осуждения.

– Пойми, Михаэль. Мы можем, конечно, только исчислять, но вдруг мы найдем человека в «процессе исчезновения»?

Что—то тревожное мелькнуло за золотистой полоской, а может, морщинка на лбу стала глубже, но руку свою из моих ладоней Михаэль не забрал, и чуть наклонился вперед, поощряя на продолжение разговора.

– Допустим, что кому-то сняться сны, а может даже кто-то видит Дракона, но не может рассказать близким из-за…, да просто не может и всё! И если такой человек узнает, что есть люди, которым не безразлично, с которыми он сможет поделиться своими переживаниями, то, глядишь, и станет понятно, что же на самом деле происходит. Ты заметил, что сны, которые я смогла записать, очень волнительные и совсем не мрачные. Многим пропавшим снились города, но не наши поселения, а неведомые, чужестранные города. Хочешь, я прочитаю тебе, – не дожидаясь ответа я открыла блокнот с той стороны, где записывала сны исчезнувших ландракарцев, – Вот. По описаниям родственников кому-то снился город без единого дерева, с домами округлой формы, песочного цвета, а другим – светящийся прозрачно-голубой город с высокими «тонкими» домами. Был ещё город у моря с золотые куполами на башнях, а ещё – город из мрамора, образующий жилой лабиринт. Ну, скажи, где эти люди могли увидеть такие ландшафты, ведь у нас подобных поселений нет ни в одном округе?

– Я слышал, что в других реальностях… понимаешь, о чем я?… так вот, есть миры, опутанные невидимыми нитями, по которым от одного человека к другому переходит информация и даже голос. Люди находятся в разных концах страны, но могут общаться друг с другом так, словно сидят рядышком – и слышат, и видят друг друга. А ещё могут летать по воздуху в железных птицах.

– Как Брежатые?

Михаэль рассмеялся

– «Стрепеты» разве летают?! Они как куры бескрылые – так, подпрыгивают над землей. Там же летают высоко! – и он мечтательно махнул в сторону остывающего закатного солнца, краешком зацепившегося за горизонт, – так может в этих мирах и есть такие города, а некоторые люди могут во сне путешествовать в другие реальности и потом просто запоминают свои видения? Ведь то, что ими было увидено, не имеет аналогов в нашем мире. Я слышал, что видения эти ярче и красочней, чем наша жизнь, поэтому и запоминаются, тем, кому снятся с мельчайшими подробностями.

Вот этого я точно не ожидала. Эгоистичный Михаэль, грубый и нетерпимый, вдруг озадачил меня своими словами, мягкой интонацией, надеждой в голосе, блеском в глазах. Он говорил о том, что явно пережил сам, но как об этом спросишь, не спугнув внезапной откровенности?

– Когда сестра десять лет назад рассказывала мне свои сны, я её внимательно слушала, удивлялась их необычности – такое просто не придумать. Но сразу же забывала, лишь какие-то символы остались: белая волчица, странные люди-тени на садовом участке, роскошная жизнь во дворце в неведомые времена. Лишь один сон я запомнила хорошо, потому, что сестра считала его самым лучшим из тех, что видела. В нем она словно оставляет свое тело и летит над городом в церковь на пересечении двух улиц. В храме много лилий и горят свечи. Она начинает молиться на древнем незнакомом языке, а в ответ через стеклянный потолок на неё изливается всеобъемлющий свет, не имеющий формы, но вмещающий в себя всю жизнь и всю любовь мира.

Михаэль почти неслышно вздохнул с тоской, вмещающей в себя всю печаль мира, прижал меня к себе на долю секунды в удушающем объятьи и оттолкнул резко.

– Темнеет. Ты вот подумала о том, где мы будем ночевать?! Бестолковая невероятно, а гляди – Нумератором назначили: совершенно не умеют в людях разбираться. Зачем же такую соплю на государственную службу брать! Карта местности, небось, в машине осталась?!

Я даже собраться с мыслями не успела после столь резкого перехода к отчуждению. Холод от засыпающего моря мгновенно проник под рубашку, скользнув по позвоночнику и плечам гладенькой змейкой. Мне пришлось догонять ворчащего Михаэля, который уже стоял там, где обрыв стремительно увлекал к морю.