Михаил Ежов - Метаморфоза. Историко-приключенческий роман

От этих мыслей его оторвала наступившая в церкви тишина. Михаил огляделся вокруг себя. Служба закончилась, народ разошелся, а он так и остался стоять на своем месте, сжимая церковные свечи, почти расплавившиеся от тепла его руки. Из царских врат, вышел его друг, он подождал пока Михаил справиться со свечами, расставляя их перед иконами, а уж за тем они вместе вышли во двор, за церковную ограду.

Там он и передал ему синюю папку, в обычном полиэтиленовом пакете. Затем, поговорив еще немного о том и о сем, друзья расстались. А когда серый кроссовер, рассекая противотуманными фарами осенние сумерки, уже въезжал в город, в маленьком домике, при сельской церкви в свете настольной лампы, священник открыл папку с рукописью…

Сколько было пройдено в этой жизни, и сколько ему еще осталось пройти – загадка. Тайна за семью печатями. И даже сейчас, подъезжая к своей панельной девятиэтажке, в одном из спальных районов областного мегаполиса, пробираясь через узкие дворовые улочки, заставленные припаркованными у похожих друг на друга домов машинами и пропуская, движущихся ему навстречу, таких же запоздалых водителей, он не мог отогнать от себя эти мысли.

Вот и знакомый подъезд. Время позднее, все места для парковок у тротуаров заняты. Придется заскочить на газон. Некрасиво, но выхода нет. Да и назвать газоном, этот огороженный бордюром кусок примятой и искореженной земли напротив подъездов можно было лишь условно. Поворот руля, машина без труда преодолела невысокий бордюр и остановилась.

Водитель, заглушил двигатель, выключил свет фар, но выходить не спешил. Приоткрыл дверь. По темному, ночному небу проносились облака, ветер усиливался, оставаясь преимущественно верховым, здесь внизу от него защищали многоэтажные жилые дома, выстроившиеся как бойцы в несколько шеренг на его пути.

Облака становились заметны на фоне луны, которая своим полным диском подсвечивала окрестности. Волк достал тонкую сигарету из полупустой золотистой пачки, пошарил рукой по пассажирскому сиденью, в поисках брошенной там зажигалки, и вскоре темноту салона разрезал небольшой огонек пламени, который тут же погас, превратившись в неяркую красную точку тлеющей сигареты. Этот огонек, то разгорался сильнее, то казалось, совсем затухал, в такт его затяжек, а струйки дыма, вырывались на волю через открытую водительскую дверь и подхваченные легким ветерком, растворялись в ночном воздухе.

Сам же, откинувшись на спинку сидения, он пристально наблюдал за лунным диском и проносящимися мимо него облаками. Но если кому-нибудь удалось бы хорошо присмотреться с близкого расстояния, то он бы увидел в этот вечерний час, очень странного человека, внимательно изучающего ночное светило, в полном оцепенении, глядящего на него немигающими черными глазами, неестественно огромных зрачков.

Сколько прошло времени с того момента, когда он начал осознавать себя в этом мире и снова проходить свой путь с самого начала? Бог не дает человеку памяти – памяти о прошлом. Точнее дает, но потом забирает ее, перекрывая к ней доступ. Наверное, это – правильно. Каждый проходит свой путь от начала и до конца. Имея за спиной лишь только духовный опыт – опыт, в котором сознание спит. В этом и заключается великий смысл свободы выбора, когда все наши поступки продиктованы не опытом нажитом когда-то, а точнее даже не страхом этого опыта, а велением сердца или того непонятного, что называется человеческой душой. Каждый из нас проходит этот путь раз за разом, что бы потом начать его сначала, это восхождение к недостижимой вершине духа.

Что было правильным, а что нет? Сложно понять и оценить. Все что когда-то казалось важным и необходимым, утратило свое значение практически до нуля, а то на что и внимания то особого не обращал – приобрело основной смысл и заполнило его жизнь без остатка.

Все это уже было в разных местах и в другие времена. Вот и сейчас он был где-то далеко. Память открывать очень не просто. К ней либо есть доступ, либо его нет. И другой вариант невозможен. Обрывки образов, событий перемешанные во времени и пространстве, все эти хаотически разбросанные пазлы должны сложиться в единую картинку, а картинки в хронологическую ленту.

Сегодня память опять оказывалась подчиняться. Мысли уносились в далекое детство. Кому это интересно. Начальный период разложения СССР – семидесятые года прошлого столетия. Областной южный город. Все по талонам. Продукты, которые его родители везли из московских командировок. Все одинаковые, хотя нет, не все. Он тогда считал, что люди могут отличаться знаниями, талантами, спортивными достижениями и в этом конкурировать между собой в этой жизни. Примером служили родители, защитившие диссертации.

Жизнь вскоре убедила его, что это далеко не так. Первый раз он с этим столкнулся при выставлении оценок в аттестат зрелости по русскому языку. За несколько дней до этого по классу поползли слухи, что для того, чтобы получить пятерку, нужно «кое-что» подарить преподавателю. Что можно подарить, преподавателю русского языка и литературы? Конечно же, хорошие книги. В день выставления оценок притащил под кабинет русского языка и литературы восемь томов Белинского, взятых из домашней библиотеки, с разрешения недоумевающих родителей.

Его «щедрый дар» был, отвергнут, а пятерку по русскому он так и не получил, потому, что количество пятерок для класса было ограничено, а желающих иметь их в аттестате, по всей видимости достаточно, так что в этой конкурентной борьбе великий критик потерпел сокрушительное поражение, а мое наивное представление о справедливости в этом мире дало свою первую трещину.

Вторая значительная трещина, которая окончательно расколола этот мир для него на две части, случилась уже позже, перед, выпускными экзаменами, когда прямо на перемене, не стесняясь, к нему подошла директриса и, заглянув в глаза, спросила: «А, не претендует ли он на золотую медаль?» И получив желаемый ответ, как ни в чем не бывало, скрылась из виду, растворившись в толпе учеников и бесконечности школьных коридоров. Уже тогда он понимал, что медалей мало и что за год до выпуска они все были распределены и конечно не в соответствии со знаниями и талантами учащихся, а по степени возможности их родителей. Его – со своими реактивами, для школьного кабинета химии на нее явно не тянули. Отсутствие льгот для поступления в ВУЗ, медалисты шли тогда без экзаменов, его не пугали, а портить себе несколько последних месяцев школьной жизни – не хотелось, потому, как всем своим видом директор школы явно дала ему понять, что в противном случае веселая жизнь в этой школе до выпуска ему гарантирована.