Олег Соловов - Ноткат. Хороша ли жизнь без взяток

Из устной речи тема перешла в интернет. Лишь спустя неделю одно второразрядное социологическое агентство опубликовало шокирующие данные: из полутора тысяч опрошенных никто не смог ни дать, ни получить взятку. В обычной ситуации это можно было бы списать на неискренность респондентов, но в стране был отчетливо слышен сарафанный шум: не берут, хотят, но не получается.

В газете «Известия» появилось несколько туманное интервью советника президента по экономике с посылами: «Кажется, у нас получилось прекратить коррупцию» и «в стране начались ноткатные явления». В его словах чувствовалась сумятица: радость что удалось, неуверенность, что это так, опасения, что из этого получится. Рассказать, как это удалось, чиновник не решился. Но главное было не в содержании интервью, а в том, что оно означало санкцию на широкое обсуждение. И еще: явление обрело имя «ноткат» – из переделанного на английский манер «нет откатам». И вскоре тема нотката захлестнула печатные СМИ, телеканалы и социальные сети.

Желтая пресса смаковала подробности: у кого сколько не взяли и что из этого вышло. Хорошего не выходило ничего, но журналисты, злорадствуя, клеймили и взяточников и взяткодателей: так вам и надо. В обществе долгое время господствовала уверенность, прекращение взяток есть самодостаточная ценность и поиск положительного эффекта нотката отнюдь не занимал журналистов. Впрочем, не дело желтой прессы обобщать и оценивать. Призванные же к тому серьезные издания давали информацию осторожно, как бы безучастно. Во-первых, еще не верили, во-вторых, новизна ситуации требовала времени для осмысления. Обнаружилось и много скептиков, подозревавших, что все происходящее – какое-то непонятное злое шоу. Конечно, нашлись и оптимисты, принявшиеся заученно и увлеченно шуметь об открывшихся перед страной светлых перспективах. Их оказалось немного, в большинстве публикаций присутствовало беспокойство: привычный мир, казавший вчера незыблемым стал меняться. Исчезла предсказуемость и прогнозируемость, завтра оказалось мутным. И это ощущалось не только лишенными взятки чиновниками, но и далекими от коррупционных действ людьми. Не привык русский человек ждать ничего хорошего ни от власти, ни от назначенных ею перемен и потому на душе у людей стало тревожно.

Вчерашние взяточники, с трудом пережив первоначальный шок и вспышку агрессии, убедившись в безрезультатности всех ухищрений получить взятку, впадали в апатию. При наличии некоторой настойчивости посетителей чиновники подписывали-разрешали-согласовывали, пребывая в заторможенном состоянии, правоохранители потеряли интерес к выявлению нарушений, но безропотно-обреченно писали протоколы, когда избежать этого было нельзя, и не делали ничего, когда это случалось возможным. Занятые госзакупками чиновники, вяло расходовали средства, в глубине души надеясь, что откат все же принесут.

Решать вопросы без взяток посредством своей настойчивости некоторые граждане пытались и раньше. Причем, это нередко удавалось, что называется, помурыжив клиента, чиновники согласовывали вопрос. Они допускали существование лиц, не дающих взятки просто потому что брать со всех трудно и неразумно. Таких «недающих», как правило, еще энергичных пенсионеров, способных долго и неустанно доказывать чиновнику необоснованность его придирок, опытный бюрократ определяет с легкостью. И обычно, если нет, что называется, «ничего личного», предпочитает с ними не связываться. Теперь для них и вовсе открылся «зеленый коридор», а вот всем остальным, особенно привыкшим «улаживать вопросы и налаживать контакты», стало хуже. Таковых чиновник тоже издалека видел, считал своим дойным стадом, и теперь, зная, что взять у них не получится, просто так выдать им резолюцию, ну никак не мог. Их по нескольку раз футболили, но если у посетителя хватало ума и такта выразить слуге государеву свое сочувствие, или изобразить попытку взяткодаяния, вопрос по преимуществу все же решали.

Впрочем, нашлись и такие, кто, приходя на прием, открыто радовался прекращению взяток как торжеству законности. Бюрократы воспринимали это как глумление, поворачивались к таким даже не спиной, а задницей. Принципиальность и законность вам нравится? А ни ума, ни такта в голове нет. Хорошо, я вам по тому же закону напишу не согласования и разрешения, а протоколы и штрафы.

Но первое время злобствование бюрократии не было массовым: все надеялись на скорое возвращение к нормальному порядку вещей. Мера принципиальности бюрократии стала расти вместе с постепенным ухудшением ее финансового благополучия, ощутившимся особенно остро перед Новым годом.

Привыкшие к достатку чиновники не могли купить ожидаемые близкими подарки, не могли уехать на каникулы в теплые страны. Да что там – накрыть привычным образом праздничный стол и то не получалось. Мир виделся не с новогодними огнями, а серым и унылым, у бюрократии появилось ощущение безысходности. А из телевизора на них лился одуряющий поток новогоднего юмора и гламура. Телевизионные шоумены веселились и нахваливали друг друга как и прежде, нисколько не чувствуя трагизма момента.

Они с прежней веселостью смеялись над своими несмешными шутками, кривлялись и пели про любовь-морковь. Какая к черту любовь, когда мир качается! Бесконечный, и вдруг ставший не смешным юмор был, по меньшей мере, неуместен. В отличие от прежнего времени телевидение не заряжало бесшабашным весельем, оно раздражало и злило. Именно испорченные новогодние праздники выдернули бюрократию из апатии, раздражение стало переходить в агрессию: «Достали своим весельем. Вот выйду на работу – тоже повеселюсь. Не нам – так никому!»

Последовавшая после каникул атака на шоу-бизнес не была никоим образом скоординирована, она развернулась спонтанно, но массово. Пожарные инспекторы опечатывали концертные залы, санитарные врачи закрывали богемные рестораны, налоговики бросились доначислять звездам налоги, гаишники бескомпромиссно доставляли их в суды при обнаружении неоплаченных сторублевых штрафов, а неподкупные судьи отвешивали звездам по пять-десять суток ареста. Дело не ограничилось шоуменами и звездами, вскоре чиновники вошли во вкус и агрессия обрела массовость. Тем, кому раньше согласовывали вопрос, теперь говорили «нет», того, кому раньше говорили «нет», теперь пытались привлечь к административной, а лучше к уголовной ответственности. Процесс пошел очень бурно, и уже к началу февраля от нотката страдали не только бюрократы и телезвезды, но и все остальные граждане.

Российскому человеку не привыкать выживать в экстремальных условиях и вскоре начали включаться механизмы смягчения ситуации. Первым делом появились мошенники, обещавшие: «Мы донесем вашу взятку». С опаской, но народ к ним пошел. Сначала предприниматели, привыкшие перед походом в новое для себя госучреждение искать прикормившегося там посредника. Раньше газетные объявления о посредничестве во взяткодаче не печатались. Теперь же интернет пестрил предложениями от неких людей, обладающих, по их словам, исключительными мистическими возможностями вручить взятку в целости и сохранности избранному чиновнику. Некоторые ставили условием согласие на то чиновника, другим этого не требовалось, одни вели переговоры в темных очках и с отключенными мобильными, другие принимали на себя даже письменные обязательства вручить деньги по назначению и обеспечить требуемый от взяткодаяния результат. Кто-то готов был работать с конкретными конторами, кто-то заявлял, что всех знает и со всеми дружит. В общем, условия и варианты предлагались самые разные. Но всегда был один итог: коммерсантов и иных взяткодателей просто кидали. Лжепосредник, взяв для передачи деньги, некоторое время кормил обещаниями: «да, скоро, вот-вот», а потом переставал отвечать на звонки. Притом, деньги не исчезали, заработать у него на этом получалось, мошенничество Золотая рыбка не отменяла. Такими деятелями быстро заинтересовались менты. Они отслеживали объявления, прикидывались страждущим взяткодателем, брали с поличным, писали нужные протоколы и под страхом уголовного наказания заставляли работать на себя, то есть собирать для себя взятки. Мошенникам совсем не хотелось кидать ментов, но под воздействием угроз приходилось соглашаться. Взяв деньги с ментовских клиентов вполне можно было скрыться с ними, деньги в этом случае оставались целыми. Некоторые отвязанные так и поступали, но большая часть боялась и пробовала передать деньги по адресу. Однако попытки эти неизбежно оказывались неудачными, менты зверели, задерживали и избивали невинных в данном случае мошенников. Их, как правило, обвиняли в хранении оружия или продаже наркотиков и отправляли ждать суда в СИЗО. Некоторые, те, кто побогаче, соглашались отдать взамен исчезнувшей взятки свои кровные, что также не удавалось, и после дополнительной порции побоев они присоединялись к большинству. Менты выявляли посредников-мошенников столь активно и агрессивно, что вскоре предложения о посредничестве в передаче взяток стали исчезать. Некоторое время они пытались маскироваться под объявлениями, типа: «Окажем добрые услуги, доставим радость, поможем в финансовых вопросах», но бессмысленность этого быстро стала очевидной. Менты вычисляли их быстрее потенциальных клиентов.