Михаил Огарев - Страсти в неоримской Ойкумене – 2. Истерическая фантазия

– Конечно! Толпой либо на базар, либо в новейшую религию! Ибо и там, и там предлагают хлебец насущный и твердую жизненную перспективу за вполне посильную плату! – не сдержавшись, горячо выкрикнула я. – Упрекать античных Богов в аморализме – это ж додуматься надо! Выходит, Небожители нужны исключительно для оправдания низменных поступков, да, Фил? А не как идеалы свободы и красоты?

– Бог в качестве олицетворения свободы? – отнюдь не ремонтницкий речевой оборот Гаммий произнес безукоризненно. Потянулся и заключил: – Ну, ты и нагородила, подружка! До такого ни одна из конфессий не додумалась!

– Почему же? – вежливо возразил Леонтиск. – В основе крестианского учения как раз и лежит очень похожий принцип: человек есть Божье дитя. Разумеется, если верить основоположнику Иисусу, а не интерпретатору Павлу.

– Обыкновенная приманка! Яркий плакат в конце сложнейшего лабиринта! – усмехнулся Филиппий и, с натугой прогнувшись, снова выбросил вверх обе руки. – Не согласны? А жаль! Меня-то в пристрастности не упрекнуть, ибо я наивысшим Законом с большой буквы признаю ишь госпожу Субординацию. И в отличие от вас знаю, что не существует Богов не от Власти. Никогда не было и не будет. Это на обороте того самого плаката и начертано. Правда, симпатическими чернилами…

Швырнув в нашу сторону сей парфянский булыжник, бригадир удалился за «отопустик». Я вслед ему высунула до отказа свой язык, затем втянула назад и заявила:

– Подумаешь!

С любопытством глядя на меня, Леонтиск явно ожидал продолжения, но с ним-то и получился затык. Тогда он заметил:

– А неглуп наш декурион! Действительно, не успело галилейское учение всерьез овладеть умами, а ретивые богословы уже смекнули, откуда дует ветер и куда. «И потому отдавайте всякому должное: кому подать – подать, кому оброк – оброк, кому страх – страх, кому честь – честь» … Субординация да еще какая! И в довесок: малейшее отклонение от заданного курса считается побегом, а подпрыгивание на месте – провокацией. Неплохо!

– Неужто ты в душе соглашаешься с Охлониями всех уровней и окрасок? – испугалась я. – Пойми, Лео, они же, по сути, халявщики! «Учитель своей мученической смертью искупил людские грехи», «исповедуйся и очистишься» – как это удобно! Никакого внутреннего усилия, чтобы стать хоть немного совершеннее! Телом к Аполлону и Венере, духом к Хирону и Немертее… Нет потребности! А вся жизнь – лишь рабское испытание с кнутами и пряниками в финале!

– Не волнуйся, Грачик…

– Я не волнуюсь! Просто полагала, что ты всецело со мной.

– Так оно и есть, – улыбнулся Леонтиск и шаловливо потянул меня за «хвостик». – И всё же нет-нет, а порой кажется, что рановато мы занялись этим…

– Чем?

– Да поисками Абсолюта. Нашим храмовым богам еще расти и расти вместе с нами. Люди хождение толком не освоили, а уже в полёт тянет!

– И во что же «хомо сапиенсу» в его нынешнем виде ты предлагаешь верить?

– В свет. Солнечный и звездный. Пока этого с лихвой хватает. И не забивать свои и чужие головы страшными и лакомыми фантазиями.

Я задумалась. Вскоре на ум пришел интересный комментарий к подобной постмодернистской теологической позиции, но высказать его было не суждено: Лео снова побрел править уровень. В сотый разик.

Из солидарности я поплелась за ним.

За третьим «отопустиком» мы обнаружили Гаммия – сидящего, курящего и не работающего. Он взмахнул рукой и прочертил извилистую дымовую линию:

– Молодежь, смотрите сюда! Вот регулятор уровня – видите? Отлично! Ход рычага на закрытие-открытие плавный? Как, не заедает, не дергается? Замечательно! К нам претензии имеются?

– Нет… – упавшим голоском пискнула я.

– Что и требовалось доказать. Я убываю.

Проводив Филиппия задумчивым взглядом, Леонтиск преобразовал его в вопросительный и перевел на меня. Но утешать было нечем:

– Поскольку всё наше оборудование совмещает в себе механические и наладочные части, то отсюда естественным образом вытекает разделение труда при обслуживании. В данном случае механика, за которую отвечают господа ремонтники, вроде бы, исправна. Нам предстоит идти к господам наладчикам.

– К Ляптию?

– Угу. Если он не в бегах. Итак, что предпочитаешь: начать искать или продолжать следить?

– Естественно, последнее. Василийса я выносить уже не в состоянии.

– Понятненько…

Поднявшись на второй этаж и пройдя по коридору, я обнаружила комнату наладчиков открытой. Это радовало, но в меру: за дверью со сломанной самодельной печатью могло происходить всё, что угодно. От разудалой гулюшки и до тихого часа после оной. Плавно переходящего в полумертвый. С полной невозможностью оживить лежащие манекены мужского пола и хоть чего-нибудь от них добиться.

Похоже, у меня начала формироваться неприятная привычка пугать себя раньше времени. На самом же деле внутри прокуренного помещения находились относительно тверезые мальчики среднего возраста в двойственном числе – надменный Луций Ворроний и наше горе луковое. Их Лысеющее Высокомерие собиралось кого-то жарить на скворчащей, прокопченной сковородке, а горюшко с помощью молотка, пинцета и пассатижей увлеченно ломало некий прибор размером с прикроватную тумбочку. Тут вопросов не возникало: нашел на очередной помойке и приволок. Дабы квалифицированно демонтировать – у хозяйственного мужичка ничего не пропадает, а, наоборот, накапливается. В этом можно было убедиться, глянув на перекошенные, прогнившие стеллажи, доверху забитые редкостным барахлом. А какие запасы таились в двух гаражах и на даче!

Вошедшую привлекательную женщину не только не поприветствовали, но и вообще проигнорировали, словно невидимку. Слегка озадаченная, я сделала три оборота вокруг Ляптия и его тумбочки, но более осязаемой не стала. Смелое прикосновение упругой дамской груди к костлявой мужчинской спине осталось без внимания. Отрывистый шлепок по чуть более мягкой ягодице тоже не помог.

Подумав, я решила доконать бесчувственного работничка акустическим импульсом и громко заблеяла.

Это проняло: Васичка отскочил в угол и принял оборонительную позу, выставив перед собой грязные кулаки. После второго моего козлиного пассажа он суетливо защелкал пассатижами и, заикаясь, обратился к Ворронию:

– Она рехнулась! Беги, вызывай психушку!

– Не могу, беляши подгорят, – невозмутимо отозвался Луций и ножом зашуровал на сковороде. – К тому же в ее нетривиальной арии я, кажется, нахожу скрытый смысл.

– Какой? Ох, ну и воет!

Убавив огонь в очаге, наладчик-кулинар накрыл тонкой досочкой шипящие во фритюре полуфабрикаты и повернулся ко мне. Я немедленно заткнулась и попятилась. Ворроний задумчиво меня обсмотрел и предположил: