Геннадий Каплун - Собачьи дни

В Каинске все общественные туалеты были приватизированы долговязым предпринимателем Акимом Душкиным, не лишённым одной из местных достопримечательностей – чувства юмора. Нет, это не был одесский юмор, воздушный и беззаботный как морской бриз. Это был сухой и хлёсткий степной ветер. Но и тот, и другой воздушный поток с равным рвением раздували горн, раскаляя до красна кусок стали, на котором алыми буквами значилось: «Русский язык».

Но из этой стали житель Южной Пальмиры ваял оружие наподобие шпаги одного из отцов Одессы-мамы – герцога де Ришелье, а дитя степей «выдавало на-гора» убийственный, колюще-режущий, акинак. Естественно, юмор одессита, оттачиваясь, становился всё более изящным, артистичным, колким, но щадящим. В свою очередь суровый степной юмор, по мере заточки, начинал балансировать между пошловатой фееричностью и феерической пошлостью.

«Это всё слова» – скажете вы и будете правы, если мы сразу не перейдём к примерам.

Итак, когда одессит, вытирая платком покрасневший нос, пожалуется: «Вчера мой зонт, спасибо склерозу, остался дома, а я, таки, получил насморк», степняк пробурчит: «Зачем нужен проклятый зонт, если из-за дырявой памяти всё равно промок».

Если одессит поинтересуется: «И где Вы пропадали?! Я же переживаю! Вдруг у вас все хорошо…», то в интерпретации «скифа» это будет звучать так: «Давненько не виделись? Зона, психушка, наркология?».

Когда южанин говорит: «Чтоб я Вас так забыл, как я Вас помню», житель юго-востока произносит: «Я бы тебя с удовольствием забыл, но уверен, что ты мне о себе напомнишь».

Ну а на одесское: «Так Вы будете покупать или мне забыть Вас навсегда?!» сын степей, вдохнув разнотравье, заявит: «За очередь, конечно, спасибо, но, может, ты ей уже покажешь, что тоже покупатель?!».

Да, душа этого города представляла собой пёструю палитру характеров и темпераментов. В ней было немного Одессы, Кишинёва, Москвы, Петербурга и ещё множества городов и весей когда-то необъятной Родины.

Так вот, Душкин, вооружённый степным юмором, на ходу дал своим туалетам тут же полюбившееся населению города и округи название: «Экстаз». Как только не обыгрывалось это название! А ведь звучит: «Пойду, получу экстаз» вместо затёртого: «Схожу в туалет». В результате, посетители душкинских отхожих мест за умеренное вознаграждение, начиная чуть ли не с вывески, получали экстаз – не экстаз, но облегчение точно.

Когда кто-то в тесном кругу пытался подтрунивать над родом деятельности Акима, предприниматель любил рассказывать следующую историю: «Когда сын Веспасиана Тит упрекнул отца в том, что тот ввёл налог на общественные уборные, император поднёс к его носу деньги, поступившие по этому налогу, и спросил, пахнут ли они? На отрицательный ответ сына Веспасиан произнёс: „И всё-таки они из мочи“».

– Так вот, мои деньги не пахнут… Во всяком случае не так дурно, как ваши», – заканчивал повествование авторским довеском бизнесмен с душком.

Голосок у Акима, названного так в честь деда, высокий и женоподобный, в районе контральто. В свою очередь лицо, хотя правильнее было бы сказать физиономия, было довольно неприглядным. Пять глубоких и длинных морщин на лбу напоминали нотный стан, который был забрызган нотками угрей. Длинный тощий нос почти упирался в худосочные губы, в которых, как в засаде, пряталась ироническая улыбка. Видимо, вследствие природного гормонального сдвига Душкин регулярно, но безуспешно пытался бороться с обильной, огненно-рыжей растительностью в носу и ушных раковинах. Жидковатые волосики на голове были неопределенного цвета и коротко подстрижены, делая оттопыренные уши ещё более оттопыренными. Хитрые, беспокойные глазки успевали всюду, опережая белку, занятую заготовкой припасов на зиму.

Одевался Аким броско, я бы сказал, по-молодёжному, хотя немного пестровато-пошло даже для неё. В этой связи особенно выделялась дорогая и яркая обувь, которую Душкин менял как перчатки. Аким был женат уже лет пятнадцать, но, видимо, в силу занятости нелицеприятно-пахнущим бизнесом детей у него не было. Душкин недурно… Правда, недурно играл на гитаре и душевно пел романсы. Лучше всего ему удавалось исполнение «Белой акации гроздья душистые». Это музыкальное произведение, впервые опубликованное в сборнике ещё в 1902 году, но ставшее чрезвычайно популярным только после выхода на экраны фильма «Дни Турбиных», Душкин исполнял настолько проникновенно, настолько искренне, что минорное настроение окружающих могло исковеркать только изрядное количество алкоголя, выводящее слушателей на другой… скотский уровень восприятия реальности.

Не случайно, если бы учёный-этимолог, зная Душкина, намеревался определить происхождение его фамилии, он до седьмого пота колебался бы между «душевностью» и «душком». Скорее всего, эти потуги не увенчались бы ничем.

Вместе с тем, Аким был какой-то шишкой в местном региональном отделении какой-то политической партии. Он любил выступать перед широкой аудиторией с задушевными речами. В запале Душкин представлял себя то Цицероном, распинающимся в сенате, то Троцким, с убийственной логикой разглагольствующим перед массами.

После туалетно-душевной темы уместно коснуться ещё одной дурнопахнущей. Милиция, в нынешнем варианте полиция, в Каинске занималась привычным для себя делом. То есть, не занималась своими прямыми обязанностями вовсе, разве что для вида. Зато система «крышевания» была удивительно отлаженной и если «крыша» протекала, то «течь» устраняли оперативно. Опера «патронировали» наркопритоны, периодически делая из тех, кого «доили» козлов отпущения. В свою очередь «жертвы ментовского произвола», попадая в тюрьму, в большинстве случаев, оставались «козлами», но уже по «масти».

Уголовники в погонах «крышевали» и просто домашние притоны, бесплатно пользуясь услугами путан. Конечно, это была не «Камасутра», но простенько и со вкусом. Во всяком случае, для оперов, не слишком искушённых в эротических премудростях, к тому же принявших на грудь смертельную дозу немца, хватало и пару традиционных поз для достижения оргазма. Но, как известно, бесплатная радость часто несёт с собой гадость… к радости местного, непересыхающего, венеролога, в карман которого перекочёвывали «грязные» деньги ментов.

– Similia similibus curantur, подобное излечивается подобным. Но это не Ваш случай, – часто повторял пациентам местный «писькин доктор» и ненамного реже: – Венеролог – не врач, а напоминание о жадности или лени.

– Наши пациенты друзьям только рассказывают о том, что у них наболело, а нам ещё и показывают. Так давайте же выпьем за венерологов – единственных врачей, которым пациенты доверяют больше чем друзьям, – любил произносить в профессиональной компании тост венеролог.