Людмила Ермилова - Деревня Чудово, или Наказание для наблюдателя

Аскольд отвёл глаза от озадаченного непредвиденной ситуацией Степана Васильевича и пристально посмотрел на «профессора» и «бизнесмена».

У тех разом на лицах появилось равнодушное, отрешённое выражение, почти такое же, как у «гомункула». Стало понятно – мешать Тузину в его благородном порыве они не будут.

Женщины в перепалку не вступали, но сочувственные и заинтригованные взгляды, бросаемые ими на неадекватного красавца, однозначно говорили о том, что дамы не возражают против его присутствия в своём обществе.

– Ну, если остальные не против и Вы расходы оплачиваете, то, хотя это и не положено, я попробую его куда-нибудь пристроить.

Завхоз задумался, посмотрел в блокнот и оживился:

– Вот Дыбины и Гирин у нас занимают весь второй этаж гостиницы, а там шесть номеров, может, уступите одну комнату.

– Это беспредел! – взревел Кирилл Анатольевич. – Я специально купил шесть путёвок на троих, чтобы на этаже больше никто не жил. Могу я отдохнуть, как мне хочется? Нечего устраивать свои дела за счёт других.

Дыбин задыхался от ярости, категорично давая понять, что он не уступит ни пяди своей гостиничной жилплощади даже психотерапевту.

– Тогда остаётся частный сектор, – завхоз вопросительно посмотрел на Аскольда, – могу заселить его в дом Рябкиных, там есть свободная комната.

– И меня вместе с ним, – по-деловому предложил Аскольд, узнав, что Рябкины сдают ещё две комнаты, – я отказываюсь от своего номера в гостинице.

Он тут же оплатил ещё одну путёвку, оформив её на своё имя, и поменялся местами проживания с Никиным, которому очень понравилось предложение без доплаты переехать из «частного сектора» в более дорогой гостиничный номер.

Степан Васильевич положил деньги в портфель, на нём же заполнил какой-то документ в виде квитанции, вручил его Тузину и предложил «туристам» уложить багаж на телегу. Когда с поклажей разобрались, Фишкин взял за поводья неспешно пощипывающего траву удороги мерина, поцокал, погладил коня по гриве, и тот, немного поупиравшись, медленно зашагал в сторону деревни. Все двинулись следом. Клинин время от времени оглядывался на Тузина, который шёл рядом с подопечным, бережно поддерживая его под локоть. Виду «гомункула» был по-прежнему отстранённо-безучастным.

Пока Илья следил за психотерапевтом, Степан Васильевич увлечённо рассказывал о местных достопримечательностях:

– Ну, пруд наш вы уже видели, он всю деревню кормит – рыбы в нём уйма, и на вкус она лучше любых осетровых! А вон там речка Кружилиха течёт вокруг острова, он – самое загадочное здесь место. Речка же интересна тем, что непонятно, откуда берёт начало и где кончается. Но о них мы после поговорим, на экскурсиях…. А сейчас обратите внимание на дом с куполом, который на берегу стоит, – это обсерватория, её наш местный изобретатель Семён Северов когда-то построил. Теперь она принадлежит его сыну. Мы его «звездочётом» зовём, к нему тоже обязательно наведаемся.

Тут внимание «туристов» привлекла шедшая им навстречу грациозная чёрная лошадь с длинной серебристой гривой и коротким хвостом, как будто выкованным из чернёного серебра.

– Это тоже наша достопримечательность, очень занятное животное. Появилось в здешних краях года три назад, никто не знает, кто её хозяин, в деревне ей кличку «Печаль» дали…

– Не слишком ли много у вас тут загадочного? Обсерватория, звездочёт, таинственный остров, речка, непонятно откуда текущая, «печальная» лошадь – неизвестно чья, – ворчливо перебил завхоза Инкин, – наверное, вы рассчитываете с помощью таких нехитрых приёмов привлечь не искушённую в научных вопросах аудиторию, готовую всё принимать на веру.

– Нам никого привлекать не надо, народу и так сюда едет больше чем достаточно, причём в основном люди далеко неглупые, – обиженно заметил Степан Васильевич, – а по поводу загадочного, так это ещё цветочки! Впереди вас много чего удивительного, науке непонятного ожидает! – вновь воодушевился Фишкин.

Клинина порадовал уверенный тон завхоза. Он и сам начинал верить, что здесь вполне можно будет «накопать» сенсационный материал, который, как обещал Никита, напечатают на пятой полосе газеты, считавшейся счастливой, непременно приносящей известность автору. Воодушевленный раскрывающимися перспективами, он для начала проверил работу мобильника – тот категорически отказывался функционировать.

«Начинается!», – с удовлетворением отметил Илья, прикидывая, какие ещё аномальные и необъяснимые события ожидают его в этих странноватых местах. Размечтавшись, он и не заметил, как они подошли к первому дому, расположенному поодаль от остальных. Опомнился он, только когда наткнулся на колючий, изучающий взгляд сгорбленной бабки, стоящей у забора и зорко следившей за процессией. Неожиданно резво бабка развернулась и, юркнув в калитку, скрылась за кустами малины.

– А это наша гордость, выдающихся способностей знахарка и ведунья – Маланья Никитична Кудесина, – вслед бабке проговорил Степан Васильевич, с некоторой ехидцей покосившись на поморщившегося Инкина.

Тот сделал вид, что не замечает иронии завхоза, а осматривает попадающиеся на пути дома. Посмотреть и правда было на что. Деревянные избы отличались друг от друга не только замысловатыми узорами резных наличников, но и разнообразием занятных флюгеров на крышах, в основном изображающих мужичков, похожих на гномов, а иногда диковинных сказочных персонажей. Но самое интересное заключалось в том, что выполнены флюгеры были с использованием шарниров, и при каждом порыве ветра фигурки будто оживали: кто-то из них приподнимал шляпу, кто-то указывал рукой вверх, кто-то прикладывал палец к губам, как бы призывая хранить сокровенную тайну….

Фишкин, усмехаясь в усы, следил за туристами, которые кроме флюгеров с изумлением разглядывали установленные в каждом дворе, посреди свежевскопанных грядок, необычные огородные чучела. Крестовиной им служили металлические шесты, головой – ведёрки, утыканные гвоздями, а туловищем – спрессованная фольга.

– А что это у вас птиц вроде бы мало, а пугала на каждом шагу? – удивился Илья.

– Так они нас не от птиц, а от молний защищают, им все разряды достаются! – как о чём-то само собой разумеющемся сказал Степан Васильевич и, взглянув на хмурого Инкина, не стал вдаваться в подробности.

Фишкин замедлил шаги, дожидаясь, когда подойдут отставшие туристы, и затем вывел группу с извилистой, заросшей травой дороги, огибающей деревенские дома, на довольно широкую и прямую улицу.

– А вот и наша главная улица, мы её «Тверской» называем, – со смущённой улыбкой сообщил завхоз, – на ней гостиница располагается.

Он вместе с туристами перешёл на другую сторону улицы и вскоре остановился у крыльца трёхэтажного бревенчатого, стилизованного под русский терем дома.