М. Таргис - Песнь камня

Черная скатерть словно бы втянула растопыренные когти и спрятала клыки где-то в затейливом узоре фантастической глади, и по аспидной черноте атласа гулял теплый солнечный свет. Все ее спутники увлеченно делились впечатлениями, Фрэнки старательно копировал в альбом позы скелетов, граф, как обычно, остроумно-уклончиво отвечал на вопросы, сидя во главе стола спиной к камину, но так и не заняв высокое кресло.

С противоположной камину стороны залы, над входом, висела большая картина, изображавшая, как нетрудно было догадаться, сцену предательства Иуды. Петр стоял с обнаженным мечом, Иисус удерживал его за руку, на клинке и на плече потрясенного нападением юноши густо алели со вкусом выписанные потеки крови, резко выделяясь среди темных тонов ночной сцены. Кровь получилась у художника очень правдоподобно.

Воротничок Дьюера тоже был испачкан кровью – он уже испытал на себе неудобство отсутствия зеркала при бритье, и доктор, бросив взгляд на шею британца, пообещал одолжить ему свое. Арпад делился со всеми подряд своими планами по исследованию замка, мать вяло одергивала его.

После завтрака Янина подошла к камину, чтобы внимательно рассмотреть при дневном свете герб, но по-прежнему сидевший во главе стола фон Кларен поймал ее за руку. Янина с улыбкой посмотрела на него.

– Уже не носите перевязь?

– Не вижу необходимости. Бедняга Шнайдер, превратить мой замок в лазарет ему не удастся, – граф сжал ее пальцы здоровой рукой и накрыл сверху больной, показывая, что может двигать ею почти свободно.

Янина оглянулась: остальные покинули залу, Дьюер задержался на пороге, глядя на актрису, но промолчал и тоже ушел, придержав дверь, так как в столовую робко заглянула Ильдико, проверяя, можно ли убирать со стола, и тихо удалилась, не решаясь мешать хозяину.

– Ему не удастся, – твердо повторила Янина и строго посмотрела на графа сверху вниз: – Я прекрасно знаю, что…

– Это ваша жизнь и вы вправе распоряжаться ею, как пожелаете, – дернул здоровым плечом фон Кларен: – И вы ведь не откажете мне в прогулке по замковой стене? Поверьте, вид оттуда стоит того.

– Буду счастлива, – ответила Янина.

Тихое звяканье заставило ее обернуться, и она прерывисто вздохнула: посуда на ее глазах перемещалась по столу, то исчезая из виду, то снова появляясь на подносах.

– Невтерпеж им, – вздохнул граф. – Совсем распустились без пригляда.

– У меня уже было такое ощущение, – завороженно продолжала наблюдать за самостоятельной жизнью посуды Янина: – Как в сказке. Они, что, живые – мебель, посуда, весь замок?

– Нет, разумеется. Всё гораздо прозаичнее. Прислуга здесь невидима. Пойдемте, впрочем. Ильдико ждет приятный сюрприз: она до сих пор убеждена, что всё хозяйство будет на ней. Она раньше не бывала в замке, – граф поднялся со стула.

Янина взглянула вверх на герб Кёдолаи и с удивлением обнаружила, что меч на нем тоже был расколот – в том же месте, что и на кресле. Это было явно неслучайно, но когда Янина спросила графа, он только пренебрежительно отмахнулся.

– Какая-нибудь семейная легенда. Не помню. По правде говоря, я еще в детстве так наслушался этих кровавых историй – а их набралось за десяток веков на многотомное сочинение – что сейчас мне от них дурно становится.

– Завидую вам, – призналась Янина: – Иметь такую историческую память…

– Тут нечему завидовать, – граф стал обходить стол по странной дуге, очевидно, стараясь не налететь на невидимую прислугу.

Янина осторожно пошла за ним, ступая по возможности след в след.

Граф не солгал: зрелище стоило долгой прогулки по периметру стен, где по углам у изящных сторожевых башенок были устроены маленькие обзорные площадки, а у выходов из замковых зданий возвышались колоссальные фигуры рыцарей, сурово обозревающих окрестности. Фон Кларен, кутаясь в пальто с меховым воротником, повел Янину к самой удобной точке в изгибе южной стены, и та ахнула от восторга, сразу оценив великолепный вид на Эштехедь. Отсюда почти не видно было разрушений, причиненных селем и прусскими солдатами. Вернее, они не бросались в глаза, и Янина благоразумно старалась не приглядываться и не выяснять, почему нижний уровень кажется сплошным черным пятном. День был пасмурный и тихий, две вершины горы надежно защищали замок от ветра, и весь город лежал перед ней, как на ладони (насчет вырубки осин на верхнем синте духи покойных Кёдолаи были совершенно правы). Особенно хорошо просматривались тонкие шпили городских церквей и грандиозная Коломба, высившаяся рядом со старинным зданием ратуши.

Проследив ее взгляд, граф здоровой рукой обхватил Янину за плечи и повернул вправо – к одной из пяти башен Кёдоля.

– С незапамятных времен, – начал он тоном заправского экскурсовода, – связь между городом и замком обеспечивала голубиная почта. Собственно, она существует и сейчас – как я уже говорил, Кёдоль живет полноценной жизнью и свято хранит свои традиции.

– Так Коломба для этого и построена? – повернулась к нему Янина. – Я-то всё думала…

– Да. Голубиные крылья быстрее любого курьера. Вы сами видели, какой путь надо пройти, чтобы добраться до замка. Здесь всегда живет десяток-другой голубей, знающих Коломбу как свой дом, время от времени их доставляют сюда курьеры из города по Адлерсвегу. И vice versa [18] Наоборот (лат.) . Полагаю, эта система работает и сейчас, если вспомнить те требования из замка, которые вызывали такое недоумение среди гостей города…

– Прислуга развлекается? – хихикнула Янина.

– Может быть, и так, – усмехнулся фон Кларен. – Их довольно трудно уличить в самоуправстве.

Граф неторопливо пошел вдоль стены, и Янина последовала за ним, бросив последний взгляд на церковные башни, звонницу и Коломбу. Панораму города сменил куда более суровый, но и не менее захватывающий вид на горные массивы. Пропасти с мостом отсюда было не видно, и Янине не удалось высмотреть сверху никаких намеков на Адлерсвег, которым они шли вчера в течение всего дня.

– В том чтобы иметь невидимую прислугу, есть множество преимуществ, – заметила Янина. – Где вы их берете? Или это свойство здешних гор?

– Вы не знаете, о чем говорите, милая Янина, недостатков у них никак не меньше, нежели достоинств, – вздохнул граф. – Во-первых, никогда не знаешь, не находится ли кто-то прямо сейчас в комнате и не подсматривает ли за тобой. Лишь иногда можно уловить дыхание или отблеск света в их глазах. Нужна долголетняя привычка, чтобы различать их, и ходить они выучились совершенно бесшумно. Во-вторых, я даже не знаю, сколько их здесь, какие они, остается только радоваться, что они идеально вымуштрованы, иначе тут наступила бы полная анархия.