Василий Фомин - Демоны Египта

– И что хочешь ты этим сказать?

– Все рабы и слуги господина Раджедефа от ужаса трясутся – они прекрасно знают, что им грозит и многие боятся, что не выдержат пыток. Но они все невиновны в смерти своего господина. Они и вправду не слыхали ни единого подозрительного звука. А если даже слышали, то к смерти господина отношенья не имеют. Но… если вам нужен не тот, кто виновен, а просто виноватый, то… то я таких найду вам много. Со всем своим усердием. Только скажите. Если бы вы знали, достойные господа, сколько есть средств из лжи сделать правду… да что из лжи!…из просто ничего… вы удивитесь, господа мои, в каких удивительных местах приходилось находить мне правду.

– В каких же? – заинтересовался Аханахт.

– Правду можно извлечь даже из… из откуда угодно, если использовать для этого особые инструменты.

– Вот там именно, ей и место. – удовлетворенно заключил Аханахт.

– Так в каком же действовать мне направленьи?

– Хорошо, над этим мы подумаем, а что все же выяснить удалось сейчас на самом деле? Как все на самом деле происходило?

– Господин Раджедеф, да будет его жизнь легка и счастлива на полях Иалу, прибыл вечером слегка навеселе и сразу же отправился в спальню.

– Один?

– Совершенно, как солнечная барка Ра, на синем и лазурном небосводе.

Все разом выпрямились в креслах и посмотрели на Небку.

– Затем господин велел подать вина и яства, зажечь ароматические куренья и всем убраться в… ну в том смысле, что б, не досаждать.

– И?

– Потом просто все в поместье легли спать. Господин Раджедеф так никого до утра и не позвал.

– Так что? Кто с ним такое сотворил.

– Может, все-таки у него были девки? Может он их привел тайком?

– Это ерунда! Как могли девки справиться с мужчиной, да еще без звука. Криков-то не было!

– А может это бродячие артисты? Раджедеф, привел девиц, а те затем впустили и мужчин и они… нет, Сет вас побери, опять не получается – он бы позвал на помощь слуг и охрану.

– Достойные вельможи, – напомнил о себе человек с глазами мудрой и ушлой старой крысы, – мы можем смело отмести бродячих музыкантов – на господине Раджедефе, остались украшенья, ценности немалой, и их еще больше на столиках вокруг и ничто не тронуто. Падаю в грязь перед вашим величием, целую следы ваших ног на земле и прошу дозволение продолжить детальный осмотр помещения и для этого Вам, господа мои, надобно покинуть помещенье спальни и зала.

Вельможи уставились на смиренно склоненного слугу. Тот исподлобья стрельнул жгучими глазами, опустился на колени, а затем распростерся ниц.

– Любезный Уаджар, на вашем месте я бы выпорол наглого мерзавца. – процедил господин Аханахт.

– Я порю, порю, любезный казначей.

– Почаще.

– Очень часто, но сейчас он говорит дело, да и вообще он дело знает. Так что, действительно – пойдемте. Это хорошая ищейка. Одна из самых лучших. Он нюхом и прытью поспорит с любой из ваших охотничьих тезем.

– Ну, уж позвольте не согласиться, вот послушайте, что давеча произошло со мною на охоте в западной пустыне. Сообщили мне о бесчинствах, учиняемых львами, и взял я, значит, свору своих тезем, ну вы знаете, ту, где вожак Аккер и еще сука наизлобнейшая Мафдет, и, на всякий случай, прихватил еще две своры этих хваленных слюгги, что выменял на соколов у презренных шассу, и что же вы думаете…

Вельможи, сияя многочисленными браслетами, блестя золотыми наплечными ускхами, со множеством самоцветных камней, удалились, а египтянин начал осмотр, слыша в отдалении оживленное обсуждение качеств охотничих собак и смех, и стенания из сарая где содержались рабы.

Он медленно и долго осматривал зал, оглядел столики с яствами, понюхал кубки и бокалы. В каждый опустил палец, провел по стенке, и понюхал и даже облизал. Сел в кресло и некоторое время сидел задумавшись. Затем перешел в спальню и облазил каждую плитку пола, но судя по не прояснившемуся лику, результата не было. Он перешел к ложу, на котором опять, как ни в чем небывало, возлежало тело господина Раджедефа, но и оно его ничем не удивило и он, в некоторой рассеянности, присел рядом с вельможей и в задумчивости уперся локтями в колени.

И тут что-то его насторожило. Он склонил голову набок, затем повел носом, и ноздри его затрепетали, и тут же он склонился к кровати, принюхиваясь. Сначала он брезгливо сморщился, но не прекратил осмотр и обнюхивание.

– О, боги. – прошептал он выпрямившись.

Вновь склонился к ложу и тут его внимание что-то привлекло. Он поднял с кровати двумя пальцами нечто невесомое и, посмотрев на свет, очень удивился. Глаза его блеснули как у крысы заметившей беззаботного цыпленка, он уже собирался подняться, как вдруг заметил еще кое-что и, так же, подняв это осторожно пальцами, удивился еще больше и пробормотал:

– Мать наша Асет!

Затем он вышел в зал и кликнул управляющего. Явившийся управляющий с некоторой нерешительностью уставился на чиновника. С одной стороны не велика, конечно, шишка, чтоб отдавать ему указанья, а с другой стороны… Сет его знает, что там у него с другой стороны, сразу так и не рассмотришь. Чиновник же на сомнения управляющего внимания не обратил и тихим голосом попросил позвать всех женщин, прислуживающих господину Раджедефу.

Окинув одним взглядом сбившихся в кучку и перепуганных до смерти женщин, зажимающих рты ладошками, он приказал собрать вообще всех женщин присутствующих в поместье, чем привел несчастных в неописуемый ужас. Все закрыли лица ладонями и, подвывая, упали на колени. Все прекрасно понимали, что значит смерть их хозяина и подозрение в убийстве. Это, по закону, означает смерть для всех рабов. Даже если из всех рабов виновен только один, – смерть всем!

Народ, конечно, может выйти перед Высокими Вратами и перед собранием Верховной Коллегии и просить о милости хотя бы для детей и женщин, ибо понимали, что все не должны отвечать за одного, но… но, свирепый древний закон обычно соблюдался неукоснительно. И еще не одно тысячелетие. На этом держалось государство – господин – и раб. Нельзя нарушить равновесие зависимости большинства от меньшиства. Иначе крах всего! Можно убить одного – можно убить и всех – рабов-то намного больше. А вот когда жизнь господина равна тысячам жизней… охо-хо-хо! Такой размен рабам не выгоден.

Однако, когда пригнали всех прочих женщин, он, маленький чиновник, только взглянув на воющую на разные голоса компанию и небрежно махнув рукой, тихо сказал:

– Все свободны.

Когда же чиновник спускался по лестнице со второго этажа, закусив палец и задумавшись, его окликнули:

– Господин… э-э-э, господин…

– Старший писец. – подсказал чиновник, не оборачиваясь.

– Господин старший писец, вы …вы, так добры к нам. Мы все обязаны вам жизнью.