Василий Фомин - Легенда о царице. Часть третья. Стерва Египта

© Василий Фомин, 2016

ISBN 978-5-4483-3217-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Нет! Пустите твари, я еще живой! Уберите, чертов саркофаг! Я всех вас живей, а ну, все прочь! Прочь, мерзкие создания, такого просто быть не может! Я в вас НЕ ВЕРЮ!

Ох, мать вашу, ну и приснится же такое!

А может и не снится? Он открыл глаза, с облегчением ощущая под собой кровать с постельным бельем.

Ну конечно, какой такой Египет, какие еще колдовские царицы и жуткие саркофаги, когда он находится в… ну это,…а где он вообще-то должен находиться? Перед кроватью находилось окно, занавешенное прозрачной материей, слегка колышущейся, за окном, невдалеке, по широким лугам текла река, разлившаяся многочисленными рукавами, а на другом берегу, километрах в десяти, почти растворившись в дымке, виднелась гора характерной геометрии и со сверкающей золотым блеском вершиной, видимой даже с такого расстояния.

По реке плыли лодки с загнутыми, как лебединые шеи, носами.

Все-таки Египет, но может не Та-Кем, а что-нибудь другое.

Он осмотрелся. На стенах роспись: поля пшеницы и крестьяне с крестьянками в белых платочках, лодки с рыбаками, бегемоты в тростниковых зарослях, а вот мужчина выше всех прочих ростом и женщина с ним рядом, друг друга держат за руки, но странно женщина с длинными соломенными волосами среди всех остальных черноволосых и вдобавок синеглазая, а мужчина….мужчина показался ему знаконым. Он повернулся на бок, подперев голову рукой, и уставился на фреску.

Нет, определенно он где-то этого типа видел.

Рожа, надо сказать, довольно-таки противная. Не в том смысле, что уродливая, как раз женщинам-то, наверное, и нравится, а на мужской взгляд именно противная: глазенки шибко умненькие, улыбочка ехидная, нос для египтянина длинноват и такое впечатление, что к чему-то принюхивается. Вон, даже у себя, на собственном своем рисунке, рожу вверх задрал – вынюхивает, прикидывает все что-то.

Что ты там все вынюхиваешь?! Рожа!

В общем, вся физиономия была такая смышлененькая – смышлененькая, как… как… ну как у священнослужителя, достигшего высшей ступени иерархии, который теперь, снисходительно взирая на мир, ни в бога, ни в демона не верит. И тут он сообразил, где мог эту мерзкую харю видеть.

Мать вашу!

Да это же он сам! А то, что все вокруг – это гробница! Где ж еще столь реалистично изображать жизнь, с мелкими подробностями.

Захоронили все-таки суки и мерзавцы! Живьем! Падлы!

Человек подскочил, как ужаленный, не сразу сообразив, что вряд ли из гробницы будет такой чудесный вид на реку. Впрочем, может это как раз поля Иалу. Но неожиданности на этом не кончились. В панике оглядывая предполагаемую гробницу, где он уже готов был скоротать вечность, в обществе настенных пейзажей и предметов заупокойного культа, он очень неожиданно уткнулся взглядом во вполне живое человеческое существо и опять подлетел на ложе, в положении сидя, от большой неожиданности.

На кровати, слева от него, сидела женщина.

Просто удивительно, как он ее мог не заметить сразу, тем более, что такую не только заметишь, а заметив, еще будешь долго оглядываться. Это была та самая, ну, что на рисунке. С удивлением он уставился на возникшую, на пустом месте блондинку. У дамы было не очень-то египетское лицо, с высокими скулами, как уже сказано соломенные волосы, переплетенные как струи текущей воды, сине-голубые, как утреннее небо глаза, по-детски капризно-пухлые губы, чуть выставленные вперед и слегка курносый нос, придававший сей деве, наряду с приоткрытым ротиком, легкомысленно-мечтательный и несколько глуповатый вид.

Славянка! Мать вашу – славянка! Славяночка родимая!

Слава всем богам! Слава тебе, господу нашему Иисусу Христу, со всеми святыми и апостолами его!

Ну, наконец-то я на месте – подумал он, забыв, под впечатлением от неожиданного явления блондинки, о весьма характерном пейзаже за окном.

Красотка, впрочем, смотрела строго и оценивающе, даже с какой-то долей неприязни, а может и отвращения, но это вестник видел только мгновение. Незнакомка тут же ему улыбнулась, глаза её засияли как два топаза, вот такой сияющий взгляд, такие светящиеся глаза,

бывают только у блондинок. Девушка сразу стала очень милой и очень глупой, затем, решив, что он имел достаточно времени полюбоваться сказочным видением, тем более, что он сидел, раскрыв рот и, видимо, сидел бы так и далее, нарушила молчание, сказав:

– Как спалось, мой дорогой?

Он с удивлением смотрел на женщину, прямо скажем с большим удивлением. Но так он на нее смотрел до вышесказанной фразы, а вот сразу после смотрел уже с очень большим удивлением. А про себя подумал – Ого! И еще – ну ни хрена себе! Причем сам не зная о чем. А вслух сказал:

– А. И-и. Это как? То есть. Ну, типа,…и-и-и это, – здравствуйте! – сказал он не очень уверенно, только для того, чтобы не молчать.

– Что с тобой, мой дорогой? – участливо произнесла незнакомка. – Как чувствуешь себя? Головка не вай-вай?

Славянка! Да какое, блин, сомнение, – русская девчонка! Вне всяких сомнений! Такое понимание утренней проблемы! Уй, ты ж моя лапусенька, – с нежностью подумал человек, какая ты вся прямо-таки… своя, родная! Глазки такие наивные – наивные, ресничками бархатными леп-леп, леп-леп. Дурочка ты моя родненькая!

Голос у нее, родной кровинушки, надо сказать, был ангельский и слово «дорогой» растекалось по всему телу божественным нектаром. Он потряс головой, да что ж это такое твориться-то и, где это он? Опять в голове только смутные обрывки не поймешь чего. Он даже весьма смутно понимает почему «опять», но есть ощущенье, что в подобном состоянье он уже бывал когда-то. Одно сплошное дежа вю.

– А, э-э-э, где это я-я-а? – решил он все же обратиться к блондинке с ангельским голосом, тем более что более и не к кому.

Блондинка посмотрела на него очень строго, слегка склонив изящную головку, и нахмурив малочегообещающий лобик, произнесла:

– Послушай, дорогой мой, не надо больше столько пить. Тем более все и за один раз. Я даже и сама столько не выпью.

– Так это… я, вроде того, что вообще не пил. Вот этого не надо.

– Да, дорогой, ты, конечно же, не пил,,. – легко согласилась блондинка и добавила, – но почему-то ничего не помнишь.

– Нет, почему же, я всё помню, я всё прекрасно помню. Сейчас, сейчас… о! – гробница!

Девушка чуть подалась вперёд, слегка приоткрыв пухленькие губки, с пониманием кивая головой.

– Ага! Ну-ну!

– И… ещё… ещё этот… саркофаг! Во!

Блондинка продолжала понимающе кивать. Он старательно морщил лоб, приставлял к нему пальцы, поднимал их многозначительно вверх, то есть производил действия способствующие усилению умственной деятельности и которые, к слову сказать, ни черта ей, абсолютно, не способствуют. Наконец, с надеждой посмотрел на девушку и неуверенно сказал: