Василий Фомин - Легенда о царице. Часть третья. Стерва Египта

Паланкин с хозяйкой появился в тот момент, когда все было закончено. Сооружение поднесли по качающемуся помосту прямо к причалу, где выстроились участники научно-технического прогресса, со смиренным отчаянием ожидавшие от хозяйки оплеух, палок и плетей в зависимости от социального статуса. Откинулась занавеска и, свесив ноги, прекрасная половина своего супруга с любопытством уставилась на лодку, с высокой мачтой и двумя треугольными парусами. Выглядела супруга великолепно: брови, подчерненные сурьмой, доведены до висков, глаза подведенные и снизу и сверху двумя линиями до самых ушей, отчего яркие топазовые глаза стали еще синее и ярче, прекрасно очерченный рот с ярко накрашенными губами, волосы заколотые с одной стороны зеленым нефритовым гребнем, демонстрировали маленькое ушко, а с другой стороны падали свободно, на левом запястье сиял серебряный браслет на котором сидел нефритовый же черный скарабей, держащий в лапках золотой шарик, на левом же мизинце перстень с крупным красно-белым сардониксом, платье, дорогая, надела белое, редко прошитое золотой нитью, отчего по нему, иногда пробегала золотая искорка, на ножках сияли золоченые сандалии, и завершала прогулочный ансамбль, сошедшего с небес ангела, хвостатая плетка, которую ангелочек, не без изящества, держал в точеных пальчиках.

– Дорого-ой, – пропела она, – а что это ты сделал с нашей лодкой? Как же теперь мы поплывем?

– Мы не поплывем, мы почти что полетим, дорогая моя лань.

Дорогая лань изящно подала руку и позволила вынуть себя из носилок и поместить в лодку. Слышимый выдох облегчения пронесся над священным Хапи.

– Всем работавшим – пива – приказал господин управляющему и добавил вполголоса. – Кстати, и я б не отказался, ну-ка сообрази-ка что-нибудь по-быстрому.

– Дорогой.

Вот ведь зараза!

– Дорогой, ты разве не возьмешь свой лук?

– Возьму, конечно, ну, в самом деле, куда же мне без лука!

– А копье? Копье-то, наверно, ведь тоже пригодиться.

– А без копья вообще я как без рук.

– Ну, так возьми, они в моих носилках, мой пушистый, ласковый и нежный мау.

Нет, офигеешь от здешних женщин – идет на прогулку и берет копье и лук для мужа – так приблизительно подумал супруг, вытаскивая из носилок оружие и втихаря приложившись к вовремя принесенному пиву, подмигнув при этом плотнику и управляющему, а так же и всем остальным рабочим. Может заодно уж, и спросить, как зовут хозяйку? Нет, неудобно как-то. Да как же мне узнать-то твое имя, моя сладенькая пичужка. Хотя сладенькая ли, я и этого ещё совсем не знаю.

– О, сладкий, мой Осирис, ты чем это там занят? Такое впечатление, что кто-то пьет там пиво большими очень уж глотками. Давай быстрее, мне не терпится узнать, как все это поплывет.

Сладенькая, хотя ещё-то и не пробовал, расположилась ближе к носу на узорчатом покрывале, вытянув длинные стройные ноги и оперевшись на локоть. Супруг спрыгнул на корму, упруго покачнув лодку, оттолкнулся веслом и поднял паруса. Лодка сильно накренилась, поймав парусами северо-восточный ветер, принцесса взвизгнула, чуть не свалившись за борт от неожиданности, и раскрыла алый ротик, из которого уже высовывались: облезлый павиан, дохлый шакал, смердящий бегемот и многие и многие другие, но смогла произнести только: «А…х…», как дух у нее захватило и даже «х» осталось во рту. Лодка понеслась со скоростью еще не виданной от сотворенья мира. Принцесса посмотрела на буруны, поднимаемые носом судна, затем внимательно взглянула на дорогого и сумма наблюдений выразилась в неожиданном броске на своего мужа, от которого они, теперь уже оба, чуть не свалились за борт и в восторженном визге:

– Дорогой, какой ты у меня, оказывается, мудрый!

– Вот это мне совсем не трудно, моя песчаная лисичка.

Лисичка (песчаная?) расположилась с милой непосредственностью у него на груди, основательно заслонив фарватер соломенной копной волос, и произнесла загадочную фразу:

– Люби меня, мой дорогой, и весь мир ляжет нам с тобой под мои золотые сандалии.

– Я вообще-то босиком люблю ходить. Очень полезно для здоровья.

– Ну, это я исправлю.

Течение в реке было тихое и спокойное, лодка почти летела по воде как взлетающий лебедь, оставляя за собой два буруна и завихрения за кормой. С западного берега приближалась громада пирамиды, почти до середины высоты облицованной черным камнем, а далее, до самого золотого навершья, белым моккамским известняком.

– Взгляни, мой дорогой, – почему-то шепотом сказала принцесса, – на высоту Джедефра, это не самая высокая из пирамид, но в, то, же время, она выше всех. Ты понял, о чем я говорю?

– Думаю, что понял.

– Вот и славно, что мы друг друга понимаем с полуслова, я думаю, что сами боги заключили наш союз. Нас ждут великие дела, только ты об этом до сих пор еще не знаешь.

Да у кого же узнать-то твое имя, моя богатая, красивая и умная жена, и где этот брак заключился, даже без формального вопроса о согласии сторон. И ещё узнать бы, откуда ты взялась, так неожиданно и бурно, будто гроза в пустыне. Не принимать же, действительно, как данность, что я женился на этой прекрасной стерве, когда из всей супружеской жизни в наличии только вот этот день, а точнее – только утро.

Тем временем лодка, невзирая на нелегкие размышления кормчего, в короткий срок преодолела реку и уткнулась носом в заиленный песок, усеянный подгнивающими водорослями. Лодку принцессы ожидала толпа рабочих, будто мукой обсыпанных белой каменной крошкой и носилки. Супруг, не освоивший ещё аристократические привычки, взял супругу на руки и понес к носилкам, почти по колено, утопая в прибрежной грязи.

– Фи, дорогой мой, что за босяцкие манеры, ходить ногами, да еще своими, по прибрежной грязи! А для чего тогда нам слуги и для чего рабы?

– Ну, это просто от высоких чувств-с к моей супруге.

– Охотно верю, но теперь уже в мои носилки ты со мной не сядешь.

Он, конечно, вымыл ноги, но в носилки не сел, а пошел рядом, с ощущением, что он уже шел так рядом с египетской девушкой, но только сидящей на осле, а не в паланкине. Но все это было в какой-то другой жизни и то, что происходило сейчас, тоже не факт, что происходит с ним. А где оно, то настоящее, он несколько растерялся и определить не мог. Может все ему приснилось? Была очень реальная жена, невесть откуда свалившаяся ему на голову, но очень уж реальная, особенно, если судить по лексикону и оплеухам. Вот это – та еще стервоза!

Жена! Хм! Ну-ну. И главное без имени. Где ж умудрился он этакую дрянь найти? И постоянно сбивает с мысли, работает на алогизмах и не дает опреде…

– А о чём задумался мой ослик? – из-за занавески высунулась ножка в сандалии и потыкала задумчивого супруга в бок. – Чего это он там копытцами своими машет и смотрит в одну точку, будто на торбу с ячменем? А? Дорогой? Ну, вот мы и пришли, нет, ты только посмотри какая прелесть, эта самая твоя гробница!