Василий Фомин - Легенда о царице. Часть третья. Стерва Египта

Джедсегер, неторопясь, подгребал веслом, изредка стряхивая цепляющиеся водоросли. Иногда, при повороте в очередную протоку из воды поднималась голова бегемота с радушно раскрытой пастью, увешенная травой. Тогда он отгребал назад и искал другой путь.

– Разве, мой котик, не хочет поохотиться. – спрашивала в таких случаях ласковая женушка делая невинные глаза.

Кое-где на отмелях в живописном беспорядке валялись туши крокодилов, принимавших солнечные ванны с раскрытыми пастями. Джедсегер грозил им веслом, нудистам хреновым.

– Дай им дорогой, дай, как следует. – азартно подскакивала воинственная подруга. – Выстрели в них из лука, метни в них свое копье! Стукни по тупой башке веслом!

– Как можно, дорогая, в священное-то животное. – пытался урезонить агрессивную жену правоверный египтянин Джедсегер.

– Ах, какая жалость! Ну, раз, мой котик, такой религиозный, давай поищем что-нибудь не священное.

– А разве есть у вас такое?

– Да, найти, конечно, будет трудновато, но попытаться надо, давай поищем, а то ты что-то не охотишься совсем.

– Может лучше я нарву тебе цветов, дорогая, смотри какие тут чистейшей белизны белые нимфеи и нежной небесной синевы синие лотосы.

– Дорогой, мне очень хочется, чтоб ты чего-нибудь да подстрелил. Мне очень нравится смотреть, как ты берешь свой лук, как тянешь тетиву, как целишься и как стреляешь, у тебя при этом такой жесткий, даже жестокий и свирепый взгляд, что каждый раз я в тебя влюбляюсь снова и вот прямо сразу же, ну тут на месте, хочу тебе отдаться.

– Так может быть мы с этого-то и начнем. – постарался придать мыслям воинственной супруги несколько иное направление Джедсегер, думая о том, когда же это он успел продемонстрировать подобную свирепость при стрельбе из лука и самую стрельбу.

– Конечно же мой похотливый, дикий Немур, мы и начнем и продолжим и даже кончим. Оба! Но, сначала, выстрели во что-нибудь, а потом и я возьму твою огромную и длинную стрелу, в свои руки, и тоже в цель направлю, и думаю, нет, я просто уверенна, что не промахнусь. Вон, смотри-ка, прямо, как нарочно, гуси. – добавила она шепотом. – Или быть может, ты хочешь выследить какого-нибудь беглого раба? Давай пристрелим какую-нибудь черную или белую скотину!

– Какие гуси, мой священный лотос, они все давно уж улетели туда назад, на север. – Джедсегер показал рукой вперед по течению реки.

И увидел стаю длинноногих гусей, с неестественной быстротой перебирающих розовыми лапками и бегущих по берегу к воде.

– Стреляй, стреляй же! – закричала Имтес, подскакивая и хватаясь руками за борт.

Но господин Джедсегер и так уже схватил лук и послал первую стрелу, дав солидный промах, ибо не учел быстроты бега странных гусей.

– Ах! – вскрикнула азартная принцесса так, будто только что лишилась девственности, и супруг сразу же почувствовал кое-что у себя внизу после такого аха.

Тут же полетела вторая стрела, а за ней и третья и две птицы забились на берегу, разбрасывая перья, а вся стая домчалась до воды и с разбега нырнула, исчезнув из мира, но в глубине воды были видны их призрачные силуэты.

С первым же попаданием Имтес завизжала от восторга:

– Дорогой! Это же священный гусь! – и кинулась, раскачивая лодку, к супругу.

Тот едва успел подхватить экспансивную женушку, подхватить-то он её подхватил, а вот равновесие, как раз наоборот, потерял, на что Имтес и не обратила внимания, продолжая страстно обнимать и с наслаждением покусывать супруга в грудь и шею. Со стороны это выглядело очень странно – они ласкали друг друга и в тоже время постоянно теряли равновесие и из-за этого беспорядочно размахивали руками, от чего лодка раскачивалась все сильнее и сильнее.

Однако, несмотря на всяческие судорожные взмахи, неожиданные качки, наклоны и приседания, намерения у Имсет были самые что ни на есть серьезные. Она прилипла к мужу всем телом, и он беспомощно барахтался в ней, как муха в сиропе, из последних сил пытаясь сохранить равновесие. Руки ее обласкали уже все что можно и теперь нырнули с необычайной ловкостью куда нельзя и, хоть супругу было вроде бы не до этого, нашли там то, что искали в полностью готовом состоянии.

– О, дорогой, какой у тебя упругий лук, как он натянут туго и какие длинные у тебя тут стрелы. – прошептала, она пробежав пальчиками от начала до конца и, нежно обхватив, осторожно пощекотала ногтем чувствительный треугольничек.

– Дорогой, – она сделала большие глаза, – а он у тебя живой, я чувствую, как он дышит у меня в руке.

Еще бы он был не живой в сжимавших, отпускавших и гладивших его пальцах, тем более что ласки были разбавлены судорожными движениями тел, сохраняющих равновесие. Принцесса одной рукой обнимала супруга за шею, а другой продолжала своевольно хозяйничать там, внизу, и Джедсегер уже решил было, что именно этим все и закончится, потому что там все уже достигло твердости бамбука и, по-видимому, размеров баобаба и скоро должно было просто разорваться. Однако более всего он боялся, что свалиться сейчас за борт, оставив в руках Имтес, пусть не самую большую, но очень важную свою часть организма. Поэтому, и только поэтому, он тоже обнял принцессу, гладя по волосам, но как-то вдруг одна рука подскользнувшись, соскочила вниз и остановилась на упругой попке, с неторопливым наслаждением гладя ее круговыми движениями, другая окольными путями, снизу подобралась к тяжелой груди и обняла ее раскрытою ладонью, ладони, кстати, не хватило, но блаженства от осязания перекатывающегося в руке плотного объемистого тела, от этого меньше не стало. Принцесса ахнула очень нежно и беззащитно и начала пристанывать на вдохе коротко и на выдохе протяжно. Синие глаза прикрылись наполовину насурьмленными черными веками и светились из этой черноты узенькими полосками.

– О, дорогой. – стонала принцесса, прижимаясь низом живота. – у тебя здесь целая булава, с большою каменной насадкой и она даже стала толще рукоятки.

Предположения Джедсегера о том, что все кончится более или менее невинным способом, не оправдались. Имтес решила довести все до конца, да и чего можно было еще ожидать, если и ее тело уже сотрясала дрожь желания. По-видимому, впервые он мог быть уверен в абсолютной искренности многоликой принцессы. Имтес оставила ненадолго свою игрушку, но лишь для того чтобы приподнять платье. Оно медленно поползло вверх, открывая длинные ноги и изящную попку. Правая нога принцессы грациозным движением обвила странника за поясницу, ладонь вновь ухватила плотное, тугое, напружиненное тело и поднесла к своему нежному, влажному входу готовому раскрыться навстречу ждущему с нетерпением своего гостя. Но принцесса пока только осторожно водила по створкам той самой неожиданно найденной булавой и издавала стоны хрустальной чистоты. Затем сама начала вращать вокруг пульсирующего наконечника, но с каждым кругом чуть продвигаясь вперед и ее створки постепенно раскрывались, готовые обхватить плотно и втянуть в себя почти каменное тело. Губы ее шептали нечто содержательное типа: