Гореликова - Обещание

Он уже добрался до молнии на брюках. Его руки подрагивали от возбуждения.

– Блин, зима долбанная! Напялят на себя целую кучу дерьма, – бормотал парень.

Алла почувствовала, как ему удалось расстегнуть пуговицу. Голова маячила возле самых глаз. Вязаная шапка-петушок, съехав набок, открыла хрящеватое ухо. Ни о чем не думая и не испытывая брезгливости, желая только защититься, Алла впилась в ухо зубами. Насильник взвыл и дернулся, а ее зубы, как волчьи, щелкнули пустотой.

– Ах ты, сука! – завизжал парень и с размаха залепил кулаком в лицо.

В глаза брызнуло огнем. Мир померк, оставив только легкий звон в ушах. Алла обмякла в руках третьего.

Ощущения вернулись через секунду, когда Алла почувствовала боль в скуле и холод внизу живота – парень разорвал молнию на брюках.

Собрав все силы, Алла рванулась вперед, выскользнула из рук замешкавшегося третьего и ударила насильника мыском сапога по голени. Тот согнулся от боли. Не теряя ни секунды, она оттолкнула с дороги удивленного второго и завопила:

– Помогите!

– Атас! – закричал второй и рванул куда-то вбок, в кусты.

Алла побежала к спасительному повороту. В это время третий, опомнившись, в два прыжка нагнал ее и ткнул в бок чем-то длинный и острым.

Боль была слабой, Алла пробежала еще метра три. А потом ноги подкосились, и она упала на снег.

– Теперь точно догонят, – подумала девушка и потеряла сознание.

Когда Алла пришла в себя, она по-прежнему лежала на снегу. Прямо перед глазами торчали сухие травинки.

Сознание возвращалось крайне медленно. Алла тупо смотрела на углубление в снегу вокруг засохшего стебля. Что с ней? Почему она лежит на земле?

Память вернулась внезапно – точно удар молнии.

Где они?

Лежа, она видела только сугробы, казавшиеся огромными, как Гималаи, и затоптанную дорожку, которую ее тело перегораживало подобно шлагбауму. Похоже, вокруг никого не было.

Они убежали! Испугались сами или их кто-то спугнул. Она спасена. Она в порядке!

Алла попыталась подняться и поняла, что она вовсе не в порядке.

Одеревеневшее тело не слушалось, во рту ощущалась такая сухость, точно он был набит ватой. Алла давилась и жевала, однако вата стремительно разрасталась, стало трудно дышать через нос. Дыхание белым облаком вылетало изо рта и растворялось в черной пустоте. Былинка перед глазами увеличилась до размеров баобаба.

Мороз все уверенней пробирался под одежду. Под мокрую одежду. Алла чувствовала, как свитер и пальто напитались теплой жидкостью, которую даже в мыслях не могла назвать кровью.

Нет, нет, это не кровь! Это просто тает снег.

Алла сморгнула, по лицу заструились слезы.

Ноги оледенели, это было даже приятно – по сравнению с горячим и мокрым боком. Надо встать и вернуться, подумала Алла. Черт с ним, с автобусом! Вернуться обратно на платформу и постучать в слоистую фанерку. Они обязательно откроют, пустят в комнату, где тепло и уютно пахнет капустой.

Алла попыталась подтянуться и опереться на здоровую руку, но та не выдержала веса и подломилась, как замерзшая былинка. Алла уткнулась лицом в снег и заплакала. Она не может идти и даже не помнит, в какой стороне станция.

Сколько прошло времени, Алла не знала. Лежала с закрытыми глазами и прислушивалась к току жидкости, которая выливалась из нее в землю. Жидкость текла, точно река… река обмелела… точно песок сползает… рушатся барханы…

Нет, не барханы – сугробы.

Снег скрипит.

Странно, откуда могло взяться столько снега? Снег скрипел, визжал под чьими-то ногами.

Алла почувствовала чье-то присутствие, но глаза открывать не стала. Было все равно, кто стоял рядом. Недавние бандиты, добрые прохожие – все было ничто перед слабостью и горьким осознанием того, что она не помнит, в какой стороне станция.

Шаги прозвучали и смолкли. Кто-то стоял около ее лица.

Алла открыла глаза не потому, что хотела посмотреть, просто слишком много слез скопилось под веками. Она открыла глаза и выпустила поток наружу. Обжигающие, слезы заструились вниз по лицу и немного согрели озябшие щеки.

Ледяным было все тело. Даже жидкость, пропитавшая пальто и свитер, остыла. Алла попыталась пошевелить пальцами и не смогла. Но ноги – это понятно, на ногах тесные зимние сапоги. А вот почему не двигаются пальцы рук?

Алла подняла глаза и увидела над собой черную фигуру.

Они вернулись?

Алла забилась, пытаясь уползти. Распростертое на земле тело было подобно рыбе, выброшенной на берег – такое же беспомощное. Алла жалобно застонала.

Фигура не шевельнулась.

Алла прищурилась, стараясь разобрать, кто это – друг или враг?

Слезы, как линзы, увеличивали изображение, и девушка поняла, что перед ней старуха. Даже во мраке Алла разглядела темное лицо, покрытое глубокими морщинами, похожими на трещины в еловой коре.

– Кто вы? – спросила Алла, и сама испугалась хриплого, неясного звука собственного голоса.

Старуха молчала.

«Она мне чудится, – подумала Алла. – Это от кровопотери. Я потеряла много крови».

Кровь… Алла впервые назвала настоящим именем теплую жидкость, разлившуюся под телом и пропитавшую снег жирными пятнами.

– Вы мне чудитесь?

Старуха, сцепив на животе руки, стояла неподвижно, как статуя. На старинных кладбищах бывают такие памятники – большие, чугунные… страшные!

Алла не могла остановить слез, хотя понимала – плакать не надо, надо экономить жидкость, которая еще оставалась внутри тела. Однако слезы текли и текли. По крайней мере, они хотя бы согревали лицо.

Внезапно старуха шевельнулась. Статуя ожила. Руки изменили положение. Голова наклонилась.

– Помогите, – еле слышно прошептала Алла, умоляюще глядя снизу вверх.

– А чем заплатишь? – спросила старуха.

Так она действительно живая? Старуха двигалась, говорила. Значит, она могла помочь!

– В сумке кошелек, там деньги, – начала, было, Алла, и осеклась, вспомнила: черная фигура роется в замшевой сумке, вытягивает оттуда синюю бумажку, звенит мелочью.

Они же украли деньги! Ей нечем заплатить за помощь!

Алла застонала от бессилия и жалости к себе. Хотела завыть, но не нашла сил.

А старуха нависала над ней, как утес, и молчала.

– У меня украли деньги, – обреченно проговорила девушка.

Старуха молчала, и Алла приготовилась умереть – здесь, на тропинке, среди грязного снега и сухих кустов.

После паузы, которая длилась не меньше столетия, старуха спросила:

– Кто тебя ждет?

Алла встрепенулась. Неожиданный вопрос словно согрел ее. Кто же ее ждет?

Конечно, мама! Как ей больно будет узнать, что дочь умерла возле железнодорожной насыпи.

Раньше Алла не была особо слезливой, но сейчас плакала, не переставая. То ли решила перед концом выплакать свою долю слез, то ли они помогали переходу в новое состояние, туда, где уже не будет ни боли, ни холода, ни сожалений о том, что лежишь в одиночестве на грязном, заляпанном кровью снегу.