Дэвид Джаэр - Ведьма с Лайм-стрит

Его рука тут же вывела слово «Пауэлл».

– О господи! – воскликнул сэр Артур.

Его друг, спиритуалист Эллис Пауэлл умер на прошлой неделе. Гудини, по его собственным словам, никогда не слышал об этом джентльмене и, конечно же, не знал о его смерти. Гарри предположил, что думал о другом Пауэлле – иллюзионисте, который в последнее время болел.

Он заключил, что это странное совпадение.

Но теперь, в гостиной особняка Гудини, сэр Артур заявил, что его не устраивает подобное объяснение того, почему Гарри написал имя «Пауэлл». Неужели он по-прежнему отказывается признавать свой дар?

Гудини с сомнением улыбнулся. Мертвые не говорили с ним, но он всегда подозревал, что какая-то невидимая сила хранит его.

Он признал, что перед выполнением опасных трюков прислушивается к внутренним ощущениям, подсказывающим, когда подпрыгивать, а когда пригибаться.

– Ты стоишь, сглатываешь слюну, как часто бывает, а потом будто слышишь чей-то голос – и прыгаешь, – объяснил он.

Гудини вспомнил, как когда-то решил действовать по собственной воле, не полагаясь на этого незримого хранителя, и чуть не сломал шею.

Дойл еще никогда не слышал, чтобы Гудини был настолько близок к признанию своих экстрасенсорных способностей. Сэр Артур полагал, что теперь его друг стал на правильный путь.

– Я привела вас, сэр Артур, к моему дорогому сыну, – сказал дух Сесилии. – Я чувствовала, что именно вы поможете нам воссоединиться, и я была права.

Тем вечером мистер и миссис Гудини праздновали двадцать восьмую годовщину свадьбы и по этому случаю пригласили Дойлов в театр-варьете «Пинуилл». Но куда бы они ни шли, всюду их преследовал свет софитов. Импресарио Раймонд Хичкок прервал выступление, прося Гудини «показать фокус». Иллюзионист отказывался, а зрители в зале уже начали скандировать его имя. Чтобы избежать конфуза, сэр Артур уговорил Гудини подняться на сцену. Публика требовала продемонстрировать трюк с иголками. Выступление варьете прервалось. Актеры, ассистенты и музыканты собрались вокруг сцены, чтобы посмотреть номер Гудини. Иллюзионист проглотил пять упаковок иголок, а затем эффектно достал их изо рта уже связанными нитью. Зал взорвался аплодисментами, и Гудини почтительно поклонился своему английскому другу. Свет софитов сместился на сэра Артура.

На следующий день приключения Дойлов в Америке подошли к концу. После заключительного интервью, когда подарок Бронкского зоопарка – королевская змея – уже лежал в коробке, Дойлы собрались на палубе парохода «Адриатик», чтобы помахать рукой зевакам и журналистам на пристани. И когда прозвучал пароходный свисток и судно снялось с якоря, сэр Артур с удовлетворением подумал, что его миссия увенчалась успехом. Оптимизм и воодушевление Дойла нашли отклик в сердцах американцев, уставших от чопорности сухого закона и политической скуки. Хорас Грин, журналист «Таймс», писал, что лекции Дойла восприняли как «глоток свежего воздуха». Он полагал, что теперь нужно только одно – доказательство подлинности способностей хотя бы одного медиума, поскольку, «даже если во всем мире удастся подтвердить существование только одного-единственного человека, способного производить медиумическую материализацию», Рубикон будет перейден.

Но на тот момент сэру Артуру было достаточно того факта, что теперь его лекции посещают не только женщины из Американского объединения матерей Золотой звезды. Он завоевал расположение многих журналистов, хотя поначалу опасался, что они будут высмеивать его дело. Действительно, были те, кто злословил, не обошлось и без ошибок и конфузов, но в целом Дойл считал свой тур успешным. В Нью-Йорке он собирал полные залы; распространил свое учение, выступая в городах от Восточного побережья до Среднего Запада; проверил многих американских медиумов и надеялся, что сумел найти новых последователей спиритуализма – а главное, его друг-иллюзионист после событий в Атлантик-Сити приблизился к принятию новой религии. И Дойлу было очень приятно, что его друг пришел попрощаться. Гудини стоял на пристани и махал сэру Артуру.

«В те дни жизнь уподобилась состязанию в беге из “Алисы в Стране чудес”: какое бы место ты ни занял, приз все равно был тебе обеспечен» [19] Цитата из эссе «Отзвуки века джаза» приведена в переводе А. Зверева. , – писал Ф. Скотт Фицджеральд. И не важно, за что обещали приз в соревновании – за ум, отвагу или ловкость. Была установлена награда за победу в состязании в трансатлантических перелетах – и вскоре, казалось, каждый пилот, начиная от бывших военных летчиков и заканчивая пилотами почтовых самолетов, устремился к берегам Европы. Авиаторы и их летательные аппараты не сходили с первых полос газет. Журнал Орсона Дезе Мунна «В мире науки» проспонсировал это состязание. Но публика жаждала зрелищ в духе карнавала, и эту жажду утоляла бульварная пресса. Появились награды за выносливость – и стали популярны танцевальные марафоны, на которых американцы теряли сознание, сжимая партнера по танцу в объятиях. Моралисты били тревогу: мол, страна катится в преисподнюю. Появились конкурсы красоты – и прелестницы в плотных купальных костюмах украсили ротогравюрные страницы газет Уильяма Рэндольфа Херста.

В своем кабинете в небоскребе Вулворт в Нью-Йорке Орсон Мунн занимался куда более респектабельным изданием и не хотел иметь ничего общего со всей этой безвкусицей. Впрочем, он нисколько не оскорбился, когда в Америке был проведен первый национальный конкурс красоты, на котором девушки-подростки дефилировали перед конферансье, выступавшим под псевдонимом Царь Нептун, в окружении переодетых нубийскими рабами ассистентов. На променаде в Атлантик-Сити собралась толпа зрителей в сто тысяч человек: они пришли поглазеть на коронацию первой Мисс Америка – лучащейся от счастья шестнадцатилетней девушки из Вашингтона. Увидев лицо красавицы в газете, Мунн подумал, что она очень похожа на актрису Мэри Пикфорд, с которой он познакомился на одном театральном бенефисе еще во время войны. Нью-Йоркский светский лев, он часто посещал приемы. Его работа предполагала обсуждение и изучение таких вопросов, как радиоволны Маркони, огневая мощь новейшего линкора и двенадцатицилиндровый двигатель автомобиля. Но в то же время Мунн любил румбу и проводил вечера в клубах в центре города. Высокий, худощавый, уже седой, он был в центре внимания как в научных, так и светских кругах. Его друзьями были Томас Эдисон и Гарри Гудини, и он говорил на языке обоих их миров.

Призы вручались и за выигрыш в научных конкурсах. Даже наиболее значимые новые открытия в физике показались не столь уж возвышенными, когда Джеймс Малкольм Берд, редактор журнала «В мире науки», в 1920 году обещал награду тому, кто сможет лучше всех объяснить стране открытие Альберта Эйнштейна и значение его теории. Не предполагалось, что этот конкурс станет столь значимым событием, но в связи с небывалым интересом людей к последним событиям в сфере науки конкурс Берда вызвал существенный резонанс. За победу обещали приз в размере пяти тысяч долларов – в те времена это была крупная сумма, куда больше, чем иные денежные награды за достижения в науке, за исключением разве что Нобелевской премии.