Дэвид Джаэр - Ведьма с Лайм-стрит

Рой всегда хотел сына: если его имени суждено исчезнуть, то о каком бессмертии может идти речь? Но, к его глубокому разочарованию, лондонский сирота не сумел приспособиться к жизни в новом доме в Бикон-Хилл. И усыновленный мальчик, и сын Мины называли патриарха семейства «доктор Крэндон», а не «папа». Впрочем, что бы ни происходило в доме Крэндонов, это было личным делом их семьи.

Но кое-что об этих мальчиках нам все же известно: летом 1921 года о них писали бостонские газеты. Дети играли на пляже Поинт-Ширли на плоту, трос порвался, и плот подхватило течением. Мальчиков несло на глубину, но их спасли двое пловцов. В газетах писали, что пострадавшими были «два маленьких мальчика, шести и восьми лет от роду». В статьях упоминалось имя младшего – Джон, сын миссис Крэндон. Имя старшего, сироты из Англии, остается неизвестным. Его самого спасли от погибели, но имя его сгинуло в эфире.

Сэр Артур Конан Дойл и Гарри Гудини, Лондон, 1920

В первую очередь иллюзионист отправлялся на кладбище. Возвращаясь в Нью-Йорк после киносъемок или гастролей, он непременно посещал могилу Сесилии Вайс в Квинсе. В зените славы он как-то упомянул в интервью в одном киножурнале, что его самое заветное желание – доказать самому себе, что он достоин вырастившей его матери. Великий мастер побега, способный избавиться от любых пут, он так и не смог разорвать связь с матерью. Даже в разгар зарубежных гастролей он всегда возвращался домой в день рождения Сесилии, пока та была жива. В мгновение душевного смятения он опускал голову матери на плечо – как в детстве, когда она успокаивала его. Ему всегда хотелось быть центром ее мира, но во времена его детства это едва ли было возможно. За ее внимание боролось еще шестеро детей и муж-неудачник, которого она обожала. Третий сын, Эрик, надеялся совершить что-то необычайное, чтобы полностью завладеть вниманием матери. Совершая свой знаменитый трюк с прыжком с моста, он представлял, что мать смотрит на него.

До обретения всемирной славы он работал фокусником в заведениях с сомнительной репутацией, был лекарем-шарлатаном в бродячем цирке, даже притворялся медиумом. Но он всегда умел отличать добро от зла и в этом следовал примеру своего отца, раввина Меера Шамуэля Вайса. Отец Эрика всегда придерживался законов Талмуда. Его авторитет в глазах сына укрепил диплом юриста в Будапештском университете. Вечерами он часто рассказывал сыновьям и дочери поучительные притчи. Но, невзирая на образованность, в вопросах мирского Меер Вайс оказался неудачником. В его жизни не было волшебства, кроме разве что его молодой и любящей второй жены Сесилии. Все его попытки добиться успеха были лишены упорства – того упорства, которым прославится его третий сын.

В 1878 году, через четыре года после рождения Эрика, Мееру Шамуэлю предложили должность раввина в небольшом городке Эпплтон в Висконсине, и он перевез семью из Венгрии в эти неизведанные земли. Иллюзионист вспоминал, как родители сидели под соснами в эпплтонском парке, пили кофе, о чем-то говорили, – семейная идиллия в краткий период стабильности. Нельзя сказать, что семье Вайсов легко жилось в Эпплтоне: на должности раввина Меер Шамуэль получал всего семьсот пятьдесят долларов в год, и при всей бережливости этого едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Но, учитывая последующие события, Эрик идеализировал ранние годы, вспоминая поездки на кабриолете, катания на санках зимой и плавание на пароходе по реке Фокс. Эрик вспоминал, как приходил в восторг, когда под городом ставил шапито бродячий цирк Барнума и Адама Форпо. Тайком пробираясь внутрь, мальчик видел огнеглотателей, жонглеров и фокусников, носивших такие звучные псевдонимы, как Несравненный мистериарх трех континентов или Восхитительнейший волшебник Вселенной, и утверждавших, что они родом из таких загадочных мест, как Венеция, Персия и Индостан. Ни один бродячий фокусник никогда не признавался в заурядном происхождении, но пройдет время, и Эрик не станет скрывать свое прошлое, открыто заявляя, что он сын раввина, выросший в небольшом городке и воспитывавшийся на традиционных ценностях. Тем не менее некогда его вдохновили кровавые зрелища – например, трюк английского иллюзиониста доктора Линна: фокусник расчленял ассистентов хирургической пилой, а затем «благодаря волшебству» восстанавливал целостность их тел.

Но чудеса творились не только под куполом цирка. Именно в Эпплтоне была пущена первая в мире гидроэлектростанция. И удивительным образом это было связано с работой Томаса Эдисона, «волшебника из Менло-Парка», подарившего свет домам Нью-Йорка… без использования газовых светильников и свеч. Но, к сожалению для Вайсов, Меер Шамуэль не смог идти в ногу с прогрессом. Еврейская община вскоре отказалась от его услуг раввина в реформистской синагоге. Причиной увольнения стала его неспособность приспособиться и выучить новый язык. На тот момент ему исполнилось пятьдесят четыре года. Пришлось искать в Висконсине другую работу. Началась черная полоса в жизни семьи. Перебравшись в Милуоки, семейство Вайс кое-как выживало за счет еврейских благотворительных организаций и постоянно переезжало с квартиры на квартиру, чтобы спрятаться от недовольных кредиторов. Впоследствии Эрик так высказывался об этом периоде своей жизни: «Чем меньше говорить об этом, тем лучше».

Родители отправили его обратно в Эпплтон, где он стал подмастерьем кузнеца и получил ценный опыт, который впоследствии помог ему в карьере «мастера побега». Но в возрасте двенадцати лет он уже чувствовал, будто в ловушке. Надежды его отца пошли прахом, и Эрик решил, что его долг – зарабатывать столько, чтобы содержать семью. Для этого он планировал устроиться в бродячий цирк – к тому моменту он уже кое-как выступал на сцене под псевдонимом Принц воздуха с незамысловатым акробатическим номером. Уверенный в своих способностях фокусника, он сел в пассажирский вагон поезда, отправлявшегося в Канзас.

Иллюзионист редко обращался в интервью к своей поездке в детстве по Среднему Западу: свисток локомотива никогда не вдохновлял его. Но много лет спустя, путешествуя в комфортном купе, он вспоминал, как ехал в битком набитом вагоне под веселый перестук колес, шорох угля, который машинист подбрасывал в топку, и свист пара. К 1920-м годам ему требовался целый цирковой поезд для перевозки аппаратуры для фокусов. И Эрику нравилось осознавать, что, пусть когда-то ему и приходилось путешествовать в товарных вагонах, теперь в его распоряжении целый поезд.