Алексей Смирнов - Пешком и проездом. Петербургские хроники
- Название:Пешком и проездом. Петербургские хроники
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Ридеро
- Год:неизвестен
- ISBN:9785447404451
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Алексей Смирнов - Пешком и проездом. Петербургские хроники краткое содержание
Пешком и проездом. Петербургские хроники - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Взвыл я беззвучно, рванулся и вырвался, весь в смятении.
Прихожу домой, звоню приятелю, который сам не писатель, но все про писателей знает.
– Вообрази, – говорю, – побывал я у писателей в их Доме. И как ты думаешь, что там произошло?
А он деловито спрашивает:
– В сортире, что ли, застрял?
Оказалось, что эта ручка – тамошняя достопримечательность. Про нее уже всем известно. Но я ж не в системе, не разбираюсь в мелких секретах ремесла.
Котильон, или Болдинские Танцы
«БалдИнские!» – поправляет дочка.
Они с мамой побывали в концерте, где исполнялись танцы пушкинской поры – котильон и радостная шарабанда.
Кавалер:
1. Берет даму за талию.
2. Подпрыгивают с нею в руках.
3. Зависнув, ТРОЕКРАТНО бьет в воздухе щиколотку о щиколотку (свою о свою).
4. Приземлившись, ударяет себя задней ногой по заднице (фалде-фраку).
5. Дама умеренно, до румянца под пудрой, взволнована, пассивна. Ни черта не делает, созерцает гостей в лорнет.
Застрелиться можно в 37 лет. Страшная николаевская эпоха.
Графула
Раз гимназия, да еще и Русский музей – подымай планку.
На сей раз третий класс, где дочка, ставил Красную Шапочку. Декорации изготовил профессиональный декоратор, спектакль поставил профессиональный режиссер, вполне заслуженные подарки дарили профессиональные родители, и только моя жена, непрофессиональная в роли шляпного дела, кройки и шитья, две ночи шила восемь полосатых жилеток и шапочку. Впрочем, шапочку сделали все. Там все парижанки были в красных шапках (см. Э. Фромм, «Сочинения»). А вот жилетки вытянула Ирина, как рязановский персонаж из страшного фильма, из шапки, последним, потому что не была на собрании. Может быть, это и развивает у взрослых мелкую моторику, но потом очень страдает бессонная крупная.
По мнению режиссера, все юные парижане, когда не защищают Коммуну и не пишут на стенах гадости, носят полосатые жилеты и красные капоры.
Ну, пускай. Я не буду издеваться над постановкой, она и вправду вышла довольно приличной. Немного, правда, настораживал Волк. В прошлом году, во втором классе, на таком же спектакле он играл какого-то графа. Так что вполне заслуживает имени Графулы, из-за чего в него сразу влюбилась половина всех присутствующих, если не все, кроме меня, потому что я уже укушенный.
Волк, полагая, будто грассирует, по-ленински картавил, а в лесу опять-таки представлялся графом Доберманом. Стихи, вложенные ему в уста режиссером, показались мне несколько подозрительными. Графула, напоминая Гумберта Гумберта, ходит и строит планы:
Поболтать с ней немножко,
Ягодой угостить,
И знакомой дорожкой
Далеко заманить.
Вообще, поведение Волка было не пищевым: приглашал кого-то за мельницу и обещал свезти в Париж. А пирожки, объяснил Волк бабушке, он «испек с мамой».
Далее наступает черед Бабушки, для которой я уже сочинял слова сам, прямо на спектакле: «Кто это там так громко стучит? Двери ломает? Fucking shit!…»
Волк съел бабушку, накрыв ее алым кумачом, тем превратив ее в бурдюк бургундского красного. Когда же явилась Шапочка, он повел такую речь:
– ЩеколдА там! Ты дерни ее… Я так изменилась – плохая совсем…
Перед развязкой Шапочка обращается непосредственно к Шарлю Перро, и тот ее отпускает в обмен на клятву прочитать все его книги. А волку Шарль Перро сказал:
– Иди, ты еще наешься.
Еще режиссер – сомнительного, между нами, вида – ввел в либретто двух птичек. Вероятно, это случилось в минуту особого наития при расслабления после репетиции. Они выполнили неясную функцию.
Когда все закончилось, я хотел уйти, но меня выудили из массы пальцем и заорали:
– Мужчина, помогите унести декорацию!
Я помог. Пронес ее шагов двадцать за дверь, я услышал:
– Куда вы понесли декорацию, черт побери? Пусть стоит, где стояла!
Стоит, где стояла. Обошлось без перемены декораций. Надо ставить Чернышевского – тогда не обойтись, ее унесут.
Судьба бабушки осталась туманной. Ее никто не вынул, и она плавно вступила в обмен звериных веществ и инстинктов.
Гоголь-Моголь, или как я придумал новое матерное слово
Дочке сделали в гимназии подарок: билет на Диво-Остров (Крестовский) с аттракционами, где два часа можно кататься на любом, штук пятнадцать на выбор. И еще несколько билетиков на один, тоже по выбору.
Ура, у нас каникулы. Мы пошли. Она полностью фанатеет от этих качелей и горок – в отличие от меня.
Петушиный год начался для меня по-петушиному: из меня приготовили коктейль, то есть cock-tail, петушиный хвост, если читатель не из команды Знатоков.
Вообще, есть в этом некий отзвук альтернативной реальности. Давным-давно отца приглашали в отряд космонавтов. И, не заболей он хуже некуда, еще неизвестно, как все повернулось бы…
Короче говоря, там есть увеселение по имени «Шейкер». Я имею в виду увеселительный парк. Он в списках не значился, ибо дочка мала еще для него и ждет, когда дорастет до ста сорока сантиметров. Тогда – милости просим.
Я уже говорил, что ненавижу качели с летучими каруселями, боюсь высоты. Но перед ребенком-то стыдно! Поэтому я прокатился на Колесе Обозрения; потом на высоте двух-трех метров катил по монорельсу в какой-то машинке, усиленно работая педалями. Потом покружился в скучном чайном приборе.
Но это все семечки по сравнению с Шейкером. Сажают в кресло. Закрепляют скобой. Плавно раскручивают под скрипочки, а потом музыка резко меняется на бешеную, и с креслом происходит примерно то, что с аппаратами, в которых оказывался 007. Оно переворачивается целиком, вращаясь в нескольких плоскостях и с недюжинной силой швыряя тебя то центробежно, то центростремительно. Это, в общем, не карусель. Это забава особого типа. Я, однако, постоянно твердивший, что в жизни не залезу в Шейкер, продемонстрировал ребенку, что папа, знаешь ли, тоже не промах – а ты думала иначе?
Заборчик перед Шейкером был украшен символами того, что из вас может вылететь – кошелек, вставные челюсти, очки, созревающий плод, ключи. Все это рекомендуют оставить взволнованным родственникам. Я бы дорисовал еще многое: бессмертную душу, фекалии, спираль, Эспераль…
В Шейкере у меня родилось абсолютно новое, однако совершенно точно матерное слово. Но я его забыл. Сразу после Шейкера. Я украдкой поглядел на девушку, сидевшую рядом. У нее было какое-то донельзя огорченное лицо.
Шатаясь, я спустился к ребенку, который показывал мне большой палец. Мои же пальцы после поручней не гнулись, хотя средний оживал быстрее прочих.
Туда хорошо идти после обеда, напившись пива, при большом стечении публики.
Теперь я не кто-то, а Гоголь-Моголь. Во мне все поменялось местами. И где теперь мозги – не найду, да и страшно искать.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: